Архипелаг двух морей
Шрифт:
Было сравнительно теплое, солнечное утро, и обитатели тундры проснулись. В непогожие дни тундра мертва, можно увидеть только поморников, сидящих тут и там на кочках. Они временно прекращают полеты, так как лемминги - основная добыча поморников - на поверхности не показываются. Поморник красив. Представьте себе средних размеров чайку, окраской и формой тела похожую на увеличенную ласточку, если бы не черные утиные лапы. Парящий поморник - обычная деталь пейзажа якутских тундр, даже удаленных от моря на многие километры. На береговых обрывах Новосибирских островов, где селятся птицы, поморник крутится над скалами, алчно высматривая, что бы такое схватить. У Э. В. Толля и его коллег поморник именуется чайкой-разбойником и Фомкой-разбойником,
Поморники летят против ветра
При потеплении жизнь в тундре активизируется. Крошечные растения распрямляются и идут в рост, спеша «впитать» каждый солнечный луч, а звери и птицы получают как бы заряд энергии.
В колее старого следа, по которому мы едем, иногда возникают птенцы куликов. Ветром птенца бросает, переваливает с боку на бок, задирает перышки, он пищит от страха, но бежит вперед на своих длинных ножках. Приходится притормаживать машину, пока он не догадается выскочить из колеи. Вот рыжий петух куропатки пасется на берегу ручейка, он срывает что-то с земли, вытягивая шею, как маленькая лошадь. В другом месте петух свечкой стоит на вершине байджераха (бугра), охраняя гнездо. При нашем приближении он взлетает вертикально вверх, а оттуда быстро падает по дуговой траектории. (Летящих куропаток узнаешь издалека. В августе куропатки начинают сбиваться в стаи. Стаи все время как бы идут на посадку, но окончательно не могут выбрать место. Кажется, сели, но вот опять взметнулись на фоне бурого склона и вновь пикируют, расправив крылышки. И так много раз.)
Поднявшись на возвышенность Вальтера, мы остановились на минуту у триангуляционного знака, обозначающего господствующую на этом участке высоту с отметкой сто шестьдесят шесть метров. Когда смотришь с водораздела, речные долины кажутся громадными. Далеко справа показывается туманный кусочек голубого. Это море. Ощущение поразительного простора, и ни одной живой души нигде.
Склоны долин и водораздельные пространства отливают бледно-лимонным цветом. У ботаников есть понятие «фенологический аспект» - преобладающая в ландшафте красочная гамма, обусловленная массовым цветением того или иного растения. Сейчас цветет полярный мак. Ветер треплет его и гнет до земли, но лепестки цветом, как крылья бабочки-лимонницы, не облетают. Маки покрывают глинистые бугры, и они словно горят желтым огнем...
– Остановись, Леонидович, у речки, чаю попьём, - попросил Кузьмин, когда мы съезжали в очередную долину.
Когда вездеход остановился, казалось, тундра еще некоторое время продолжает ехать навстречу, медленно разворачиваясь, - обычное ощущение после длительной езды.
Дмитрий Иванович вытащил из кузова ящик из-под тушенки, где был чайник и кружки, разжег паяльную лампу и стал греть чай прямо в ящике, чтобы ветер не сбивал пламя. Два поморника сразу стали кружить над нами и орать кошачьими голосами. Потом устали, один продолжал летать молча, а второй сидел на скале, изредка что-то хрипло выкрикивая. Вдруг он сорвался с места, чуть не влетел в окно кабины и резко приземлился на буханку хлеба, лежавшую в пяти шагах от нас.
Я включил «Спидолу»: «Передаем утренний выпуск последних известий, - послышался знакомый голос диктора.
– Необычайная жара стоит нынешним летом в Алтайском крае». «Почему утренний?» - не сразу сообразил я. Было три часа дня, значит, в Москве - восемь утра. Как шутит наш чокурдахский радист, здесь хорошо ложиться спать по местному времени, а вставать по московскому. Только сейчас до меня дошло, что спать я еще не ложился.
После чая за рычаги сел Кузьмин. Под вечер, когда тундра стала розовой, а тень вездехода удлинилась, впереди открылись округлые плосковершинные горы из группы возвышенности Малакатын-Таас. В царстве горизонтальных линий гора высотой двести - триста метров кажется огромной, как Эверест. Вершина, лежащая по курсу маршрута, - это большая удача. Она освобождает от утомительной необходимости постоянно сверяться с картой, дает ощущение уверенности и свободы движения. Теперь можно было и вздремнуть, но сон прошел.
Поиски Вили, если подсчитать часы работы Ан-2, сожженное вездеходами горючее, простой в работе отряда и многое другое, обошлись экспедиции во столько, сколько ему не заработать за много лет. Я не говорю об ущербе, который не оценишь в денежном выражении. «Врезать бы ему пару раз», - говорил по дороге Дмитрий Иванович, и я разделял эту точку зрения, хотя чувство облегчения, которое я испытал, увидев Вилю живым, затушевывало все остальные эмоции.
Виля, как ему и было приказано, оставался на месте.
– Господи, - сказал Кузьмин, - я-то думаю: какой такой Т.? А это же Вилька, «Шапка из телятины»...
Он остановил машину рядом с Вилей, выключил зажигание и спросил:
– Шапку-то какую потерял?
– Шапку? Из телятины, - ответил Виля. Он выглядел вполне бодро, лицо только было излишне бледным и грязным.
– Из телячьего меха шапочка.
Диалог о шапке помешал мне провести намеченную небольшую «официальную часть» встречи. Я ничего не сказал.
К месту ночлега - полярной станции Санникова - мы подъезжали около полуночи. На берегу нам встретилась аспирантка Ботанического института Академии наук, которая прилетела из Ленинграда вместе с нашими ребятами. Несмотря на позднее время, она работала: отмерив в тундре квадратный метр, подсчитывала, сколько и что на нем растет. Растительность тундры неприметна, но, если присесть на корточки и всмотреться внимательно, увидишь и цветы, и деревья, и даже целые рощи, только все это высотой с сигарету, а то и со спичку. И найдешь знакомых, вернее, их мини-братьев. Вот мак. Вот красная кисточка - конский щавель. А вот прутик с тремя листочками - карликовая ива.
– Лютик едкий, - сказал я, чтобы показать свою эрудицию.
– Нет, - сказала девушка серьезно, - это лютик лапландский. Здесь двенадцать или тринадцать видов лютиковых.
– Садитесь, - предложил я, - довезем до полярки.
– Спасибо, - твердо ответила девушка, - но я еще не закончила своих сегодняшних исследований...
Нужно иметь смелость - вслух назвать свою работу «исследованиями», да еще в таком юном возрасте. Думаю, эта девушка многого добьется в жизни.
Тридцать первое июля: полярная станция Санникова. Вершина лета
Меня разбудил голос Вили:
– У нас в квартире старушка одна живет. Так она, когда узнала, что я уезжаю в экспедицию, веришь ли, заплакала от радости. Сердце у нее, наверное, чувствовало, что попаду в такую беду. Нет, погоди!
– закричал он с пафосом.
– Вильку голыми руками не возьмешь!..
Я подумал, что вот теперь у Вильки появилось событие, которое сразу придало значимость всей его, в общем-то, пустяковой биографии.
Полярная станция Санникова осталась у меня в памяти как оазис уюта, порядка и бытовой цивилизации.
Большой добротный жилой дом, дизельная, склад, еще какие-то постройки - все это прочно разместилось на высоком береговом склоне. Фасад дома смотрит на море, где свободной воды меньше, чем плавающих льдов. В зоне прибоя покачиваются причудливой формы стамухи - севшие на мель льдины. Быстро махая крыльями, пролетают стайками черно-белые чистики. На самом берегу - лебедка и кран-балка для разгрузки, прожектор, который осенью будет освещать место причала, два вельбота, лодки... По гальке ползает тракторишко, выполняющий какие-то хозяйственные работы. В помещении дизельной пол выложен красной и желтой плиткой, развешаны картинки по технике безопасности - трудно представить себе, что вокруг на сотни километров только тундра и море.