Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
— Мама — очень славный человек, — сказала она. — Но последние несколько лет мне с ней нелегко. То есть, я здорово занята на работе. Она считает, что мне не стоило разводиться второй раз, и это тоже немного отдалило нас. Ну и еще, я изменилась. Последние года два жутковатенькими вышли — я узнала больше, чем хотелось бы.
Я поморщился.
— Угу… Я ведь пытался предостеречь тебя.
— Пытался, — согласилась она. — Но я ведь сделала выбор. Все эти страсти… ничего, переживу как-нибудь. Только вот так мило побеседовать об этом с мамой я не могу. Вот тебе и еще одно, о чем я не могу с ней говорить. Все мелочи, понимаешь? Только очень их много, этих мелочей. И они нас разводят.
— Так поговори с ней, — посоветовал я. — Попробуй объяснить, что ты не обо всем можешь с ней говорить. Что это не значит, что ты не хочешь с ней общаться.
— Не могу.
Я зажмурился.
— Чего это так?
— Ну, не могу — и все тут, — вздохнула она. — Не получается.
На лице у Мёрфи обозначилось неподдельное огорчение; глаза набухли самыми настоящими слезами, так что мне стало по-настоящему ее жалко. Может, потому что все это касалось семейных отношений. Для меня это совсем чужая жизнь и берег дальний — мне этого не понять.
Мёрфи переживала из-за взаимоотношений с семьей. Так поговорила бы с ней, и делу конец — так ведь? Всем легче. Да она и сама наверняка поступила бы так, если бы это касалось кого угодно другого.
Однако я заметил уже, что люди имеют обыкновение вести себя самым дурацким образом, когда речь идет об их семейных делах — как-то разом они утрачивают способность отличать здравый смысл от полнейшего безумия. Я называю это семейным помрачением.
И все же, пусть я и не понимал, в чем загвоздка, Мёрфи оставалась моим другом. Она совершенно очевидно страдала — и этого более чем хватало, чтобы я сделал еще одну попытку.
— Послушай, Мёрф, может, ты придаешь этому больше значения, чем стоило бы. Я к тому, что если твоя мама действительно переживает за тебя, она не меньше твоего хочет объясниться.
— Она вообще не одобряет моей работы, — устало вздохнула Мёрфи. — И моего решения жить отдельно после развода. Мы уже черт-те сколько говорили с ней об этом, и ни одна из нас ни на дюйм с места не стронулась.
Вот это я очень даже понимал. Мне приходилось иметь дело с Мёрфиным ослиным упрямством — в доказательство могу продемонстрировать обломанный зуб.
— Значит, последние два года ты не ходила на семейные сборища и избегала разговоров на любую опасную тему, да?
— Вроде того, — неохотно согласилась Мёрфи. — Но разговоры-то никуда не делись. А мы все Мёрфи, так что рано или поздно кто-нибудь да начнет давать непрошеные советы, и тут-то кошмар и начнется. И я совсем не знаю, что со всем этим делать. А теперь, с помолвкой сестры, все только и будут разговаривать на темы, которые я умру, а обсуждать с ними, с дядюшками-тетушками своими не буду.
— Так не ходи, — сказал я.
— Ну да, и обижу маму еще сильнее. Черт, да они тогда будут молоть языками сильнее, чем если бы я пришла.
Я покачал головой.
— Да уж. В одном ты, Мёрф, точно права. Ни фига я в этом не понимаю.
— Тебе и не обязательно, — сказала она.
— А жаль, что не понимаю, — возразил я. — И жаль, что мне не приходится переживать из-за мнения моих дядюшек. Что нет проблем, которые мог бы улаживать с мамой. Блин, да меня бы устроило хотя бы знать, на что похож ее голос, — я положил руку ей на плечо. — Банальность, но от этого не менее верная: что имеем, не храним… Люди меняются. Мир меняется. Рано или поздно ты теряешь близких тебе людей. И, если ты не против советов чувака, ни фига не знающего, что такое семья, я тебе вот что скажу: не жди, что все уладится само собой. Тебе может казаться, что твоя родня будет с тобой всегда. А это не так.
Она опустила голову — наверное, чтобы я не видел слез.
— Поговори с ней, Кэррин.
— Наверное, ты прав, — кивнула она. — Поэтому, пожалуй, я не убью тебя за навязывание благонамеренных истин, пока я уязвима. Но это в последний раз.
— Очень мило с твоей стороны, — согласился я.
Она сделала глубокий вдох, провела рукой по глазам и подняла голову, снова сделавшись по обыкновению деловой.
— Ты хороший друг, Гарри… тебе вовсе не обязательно лезть в наши семейные дрязги. Я отплачу тебе… как-нибудь.
— Даже забавно, что ты это говоришь, — заметил я.
— Это почему?
— Я тут как раз пытался отследить денежные потоки, но вся информация нынче в Интернете. Можешь открыть для меня пару сайтов, надыбать мне кой-чего?
— Угу.
— Gracias, — я протянул ей адреса и наскоро изложил, что меня интересует. — А я пока поболтаюсь, посмотрю, что там на месте. Так я позвоню через час… или два?
Она со вздохом кивнула.
— Как, нашел вампиров?
— Нет пока, зато подкрепления подтянулись.
— Кто? — поинтересовалась она.
— Парень по имени Кинкейд. Он крут.
— Чародей?
— Нет. Классический образчик солдата удачи. Вампиров мочит — любо-дорого глядеть.
Мёрфи заломила бровь.
— Он чист?
— Насколько мне известно, да, — ответил я. — Остальное узнаю сегодня от нашего водилы. Если повезет, я найду логово, и мы их накроем.
— Эй, если вдруг так выйдет, что нам придется провернуть все в…
— В субботу, — договорил я за нее. — Я понял.
Спускаясь по лестнице, я излагал щенку свою теорию родственных отношений.
— Учти, это всего лишь теория. Впрочем, в ее пользу говорит тонна с лишним доказательств, — говоря это, я ощутил легкий укол досады. Семейные отношения относятся к вещам, которых у меня никогда не было. И не будет. Возможно, семейные проблемы Мёрфи запутаны и болезненны, но у нее, по крайней мере, есть хотя бы это.
Каждый раз, когда что-то напоминает мне мое сиротское детство, я испытываю нечто подобное. Может, я просто не осознаю, как это меня ранит. Или не хочу признаться себе в этом.