Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
— О'кей, — вяло согласился Артуро.
— Ну, чего тебе теперь надо?
— Ты прекрасно знаешь, о чем я, — она говорила, словно выплевывала слова. — Если ты надеешься разделить этот фильм между двумя звездами, ты глубоко ошибаешься.
— Ничего такого не случится, — возразил он. — Но после того, как Жизель попала в больницу, мне пришлось срочно искать замену…
— Не разговаривай со мной как с маленькой, — оскалилась Трисия. — Лара уволена. У. Во. Ле. НА! Этот фильм мой. И я не позволю тебе пользоваться моей славой для продвижения этой… этой сучки!
Мне на ум пришел почему-то кипящий чайник. Ну, в крайнем случае, кастрюля.
— Об этом нет даже разговора, — сказал Геноса. — она согласилась на маску и псевдоним. Звездой остаешься ты, Трисия. Ничего не изменилось.
Трикси Виксен скрестила руки, отчего бюст ее сделался еще рельефнее.
— Что ж, хорошо, — буркнула она. — До тех пор, пока мы понимаем друг друга…
— Понимаем, — вздохнул Артуро.
Жестом, полным надменного презрения, она перебросила волосы через плечо и злобно покосилась в мою сторону.
— Это еще кто?
— Гарри, представился я. — Ассистент продюсера.
— Отлично, Ларри. Где, черт подери, мой латте? Я тебя за ним еще час назад послала.
Реальность, очевидно, редко вторгалась в жизнь Трисии Скрамп. Равно как и элементарная, впрочем, вежливость. Я открыл рот, чтобы ответить ей так, как она заслуживает, но поймал полный паники взгляд Артуро и сдержался.
— Извините. Я позабочусь об этом.
— Вот и посмотрю, — заявила она, развернулась на каблуках, продемонстрировав стринги и задницу, вполне возможно, достойную того, чтобы считать ее твердой валютой, и устремилась к двери.
Вернее, сделала шаг.
Она остановилась как вкопанная, и все тело ее напряглось как в ожидании удара.
Женщина, по сравнению с которой Трикси Виксен сразу показалась уродливой замарашкой, шагнула в дверь и остановилась, загораживая той выход. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не пялиться на нее как последняя деревенщина.
Трисия, Трикси Скрамп Геноса-Виксен обладала этакой шаблонной красотой. Ее достоинства можно перечислять по каталогу: красивый рот, бездонные глаза, шикарная грудь, тонкая талия, полные бедра, длинные, стройные ноги. Галочка, галочка, галочка… Однако и вид она имела такой, будто ее заказали по каталогу и собрали из этих превосходных деталей. Этакий эталон женщины, но искусственный, что ли.
Вновь вошедшая была настоящей. Красота. Изящество. Высокое искусство. Ее и описать-то сложнее. Она казалась бы достаточно высокой и без псевдовикторианских башмаков из дорогой итальянской кожи на высоких каблуках. Темные, можно сказать, черные до синевы волосы подхватывались двумя гребнями из светлой слоновой кости. Глаза у нее были серые с этаким фиолетовым отливом. Наряд производил впечатление стильного, но непринужденно-естественного: натуральные ткани, черная юбка и пиджак с вышитыми на них абстрактными темно-алыми розами, белая блузка…
Оглядываясь на ту минуту, я не могу припомнить каких-то особенных примет ее телосложения — не считая того, конечно, что оно было превосходным. Внешность она имела почти неземную. Однако на образ ее она влияла не больше, чем стакан на вино: чем он прозрачнее, чем яснее показывает налитую в него жидкость — тем лучше. Внешность внешностью, но под ней ощущалась незаурядная женская натура: сила воли, сообразительность в сочетании с ироничным умом, обостренная чувственностью, плотским голодом.
Хотя, может, голод был вовсе и мой. За какие-то пять секунд я и думать забыл о подробностях — я желал ее. Я желал ее в самом примитивном, животном смысле этого слова — как угодно, лишь бы обладать ею. Все воспитанные и галантные черты моего характера разом куда-то испарились. Перед глазами сменяли друг друга до ужаса яркие образы из разряда тех, что порождает в мозгу неудовлетворенная плоть. А секундой-двумя позже отказало и сознание, на место которого пришло что-то голодное, настырное и бесцеремонное.
Где-то в глубине мозга стучалась-таки тревожно мысль о том, что не все в порядке, но прорваться на поверхность не могла: слишком она была слабая. Мною рулили инстинкты — самые примитивные и первобытные. Других, похоже, не осталось совсем.
Мне это нравилось.
Еще как нравилось.
Пока неандерталец внутри меня рычал и колотил кулаком в грудь, Трикси Виксен отступила от темноволосой женщины на шаг. Лица ее я не видел, но голос буквально искрил злостью. Она боялась.
— Привет, Лара.
— Триш, — отозвалась женщина. В голосе ее скользнула едва заметная нотка презрения. Так изысканно, так вкрадчиво звучал ее голос, что пальцы на ногах невольно поджались сами собой. — Очень мило выглядишь.
— Вот не ожидала встретить тебя здесь, — заявила Трисия. — У нас тут ни кнутов, ни цепей нет…
Лара невозмутимо пожала плечами.
— Я всегда знала, что лучшие кнуты и цепи — это те, что в уме. Немного творческого воображения — и без реальных вполне можно обойтись, — она помолчала мгновение, глядя на Трисию. — Так ты подумала над моим предложением?
— Я не снимаюсь в садо-мазо, — гордо вскинулась Трисия. — Это для морщинистых перестарок, — она фыркнула и решительно шагнула вперед.
Лара не тронулась с места. Трисия остановилась в каком-то дюйме от нее, и они снова скрестили взгляды. Рыжеволосую звезду начала колотить дрожь.
— Возможно, ты и права, — улыбнулась Лара и шагнула в сторону, освобождая проход. — Что ж, звони, если что, Триш.
Трикси Виксен пулей — ну, если и не пулей, так с предельной скоростью, которую позволяли ей шпильки — вылетела из кабинета. Темноволосая женщина смотрела ей вслед со слегка иронической улыбкой.