Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
— Ну, ну, — послышался голос, и надо мной склонился Томас. Вид у него был помятый, но стильный. Вот ублюдок. — Извини, Гарри, — сказал он. — Мне пришлось побегать, пока я нашел что-нибудь от боли. Я и сам пришел в себя всего пару часов назад, — он поправил мне одеяло. — Ты лежи пока. Думай о чем-нибудь таком… о пентаграммах, что ли? Сейчас воды принесу.
Минутой спустя он принес мне стакан воды и пару голубых таблеток.
— Вот, прими и подожди минут десять. И думать забудешь о боли.
Я решил, что это он меня просто ободряет, но он оказался прав. Десять минут спустя я лежал в кровати и думал, что мне стоило бы украсить чем-нибудь потолок. Чем-нибудь пушистым и мягким.
Я встал, натянул свои темные камуфляжные штаны и, пошатываясь, вышел в свою гостиную тире кухню тире прихожую тире берлогу. Томас возился на кухне, напевая что-то себе под нос. Вполне мелодично. Я решил, что в музыкальном отношении гены у нас разные.
Я уселся на диван и принялся смотреть на то, как он мечется по кухне — если можно сказать «мечется» про помещение, в котором от стены до стены и двух шагов нет. Он готовил яичницу с ветчиной на моей дровяной плите. В готовке на настоящем, живом огне он не разбирался ни хрена, так что ветчина подгорела, а желтки растеклись, но похоже, он получал от процесса неподдельное удовольствие, а пережаренные, недожаренные и просто не понравившиеся ему по какой-то причине куски он просто скидывал на пол у плиты. Кот со щенком, разумеется, тусовались там же; Мистер подъедал то, на что положил глаз, а щенок старательно подбирал все, что счел недостойным своей царственной особы Мистер.
— Привет, — ухмыльнулся он мне. — Тебе, вроде, не положено сейчас испытывать голод, но все же поешь, сколько сможешь, ладно? Тебе это только на пользу.
— Идет, — послушно согласился я.
Он раскидал яичницу более-менее поровну в две тарелки, одну дал мне. Вторую оставил себе. Мы ели молча. Дрянь получилась у него ужасная, зато рука не болела. Что ж, спасибо на том.
— Гарри, — произнес он, помолчав немного.
Я посмотрел на него.
— Ты пришел туда спасти меня?
— Угу, — кивнул я.
— Ты мне жизнь спас.
Я поразмыслил немного.
— Угу, — повторил я и сунул в рот еще кусок.
— Спасибо.
Я мотнул головой.
— Не за что.
— Нет, есть за что, — возразил он. — Ты рисковал жизнью. И своей, и Мёрфи.
— Угу, — повторил я в третий раз. — Мы ведь семья, так?
— Еще бы не семья, — согласился он с немного кривой улыбкой. — Потому я хотел просить тебя об одолжении.
— Ты хочешь, чтобы я вернулся туда с тобой, — сказал я. — Прощупать, как обстоят дела с Ларой. Повидаться с Жюстиной. Посмотреть, что светит в будущем.
Он уставился на меня.
— Откуда ты знаешь?
— Я бы тоже поступил так.
Он тихо кивнул.
— Так ты поедешь?
— Если только мы провернем это до вторника.
В понедельник приехала Мёрфи — сообщить, что следствие установило: смерть Эммы наступила в результате несчастного случая. Поскольку отпечатков на орудии убийства не обнаружили, а единственный свидетель (он же владелец оружия) исчез, мне больше не грозила опасность быть арестованным по обвинению в убийстве. Вся эта история оставалась скользкой как рыба-тунец и вряд ли завоевала мне новых друзей в органах охраны правопорядка, но, по крайней мере, роли мальчика для порки я на этот раз избежал.
Мне трудно было сосредоточиться на Мёрфиных словах. Рейт едва не сломал ей нижнюю челюсть, и уж синяк ее расцвел всеми цветами радуги. Даже славные голубые таблетки не удержали меня от злобного рыка при виде Мёрфиных травм. Говорила Мёрфи преимущественно о делах, но вид ее так и провоцировал меня на комплименты касательно ее внешности. Я промолчал, а она в ответ не сломала мне нос. Все по справедливости.
Она отвезла меня к какому-то дорогостоящему светилу, которого порекомендовал их семейный лечащий врач. Тот осмотрел мою руку, пощелкал ее полароидом и долго, задумчиво качал головой.
— Поверить не могу, что она до сих пор не начала отмирать, — заявил он. — Мистер Дрезден, похоже, вам все-таки удастся сохранить свою руку. Небольшая часть кисти вообще не обгорела, чему я не нахожу никаких объяснений. Вы не против, если я задам вам один вопрос личного характера?
— Эта часть тела функционирует вполне удовлетворительно, док, — пробормотал я, слегка зардевшись. — Правда, не могу сказать, чтобы в последнее время ею пользовались слишком часто.
Он одарил меня легкой улыбкой.
— Боюсь, еще более личного характера. Насколько хороша ваша страховка?
— Гм, — отозвался я. — Не то, чтобы очень.
— Раз так, позвольте дать вам один неофициальный совет. Вам почти фантастически повезло с этой вашей травмой — в смысле, насколько маловероятно, что кисть вообще может сохраниться. Однако, учитывая характер ожогов и повреждения нервных окончаний, я бы на вашем месте всерьез задумался об ампутации и использовании протеза.
— Чего? — спросил я. — Зачем?
Доктор покачал головой.
— Мы, конечно, можем предотвратить инфекцию и ее распространение до тех пор, пока не восстановится хотя бы частично эпидермис — это основные проблемы на этой стадии. Но с моей профессиональной точки зрения вы получите больше пользы от искусственной руки, чем от своей собственной. Даже после операции и экстенсивной терапии, которые встанут вам в круглую сумму, пройдет не один год, пока рука начнет хоть как-то вас слушаться. В самом благоприятном случае она все равно не восстановится полностью.
Долгую минуту я молча смотрел на него.
— Мистер Дрезден? — не выдержал он.
— Моя рука, — заявил я с упрямством трехлетнего ребенка и попытался улыбнуться. — Послушайте. Может, моя рука и изуродована к чертовой матери. Но она моя, ясно? Так что никаких ваших хирургических пил.
Доктор покачал головой.
— Я понимаю, сынок, — сказал он. — Что ж, удачи, — он выписал мне рецепт мази-антибиотика, направление к еще более дорогостоящему светилу (так, на всякий случай), и выдал еще каких-то болеутоляющих таблеток. На обратном пути я попросил Мёрфи притормозить у аптеки, где купил лекарств по рецептам, охапку стерильных бинтов и пару кожаных перчаток.