Аристократия духа
Шрифт:
– Я сомневаюсь, что она их когда-нибудь имела...
– пробурчал мистер Ренн, но было заметно, что гнев его несколько угас.
– В любом случае, прошу вас больше не присылать ей приглашений. Надеюсь, в среду на пикник она вами не звана?
– Нет, ведь в среду вечером у милорда Комптона званый ужин. Она полагает, что ей с утра едва хватит времени на то, чтобы привести себя в "божеский вид"...
– Ваш друг не сильно обиделся на мисс Джоан?
– в гостиной впервые после ухода гостей прозвучал голос Эбигейл Сомервилл.
Ренн вздохнул.
– Кейтон человек большого ума, и не думаю, что он не понял, что представляет собой мисс Вейзи. Но он раним и болезненно самолюбив, и мне показалось, что он больно задет её бестактностью.
– Ренн вздохнул.
– Я благодарен вам, Эбигейл, за любезность и доброту. Я видел, как вы стремились смягчить его боль.
– Мне тоже показалось, что он уязвлен куда сильнее, чем показал, - грустно проронила Эбигейл.
...Альберт тоже был расстроен куда больше, нежели показал. Он возлагал на поездку в Бат большие надежды. Они были связаны для него с матримониальными планами: он давно присмотрел себе невесту, надеялся на взаимность и собирался посвататься. Но были у него и другие надежды, и прежде всего на то, что здесь, в Бате, вдали от учебных залов колледжа, ему удастся по-настоящему сблизиться с Кейтоном.
Человек твёрдый и добросовестный, он был отстранён в общении, но его неприступность объяснялась нежеланием обнаруживать свои истинные чувства. Он с большой неохотой открывал душу, и только сестра знала, насколько он чувствителен и сентиментален. Альберт жаждал любви тех, кем дорожил, а дорожил немногими. Формальные отношения его не интересовали.
Одним из проявлений сентиментальности была мечта Ренна о друге, затаённая и тщательно скрываемая. Он мечтал о доверительном общении, о возможности раскрыть себя душе другого, равного и понимающего. При этом сближался с людьми с трудом, был скован и к тому же критичен, и достойными внимания находил немногих. Поэтому с друзьями ему не везло. В школьные годы он не обретал в товарищах понимания - они казались то излишне поверхностными, то просто пустыми. Одноклассники равно боялись его принципиальности и суровой силы, за что он и был прозван Наковальней, если же они подмечали в нём эмоциональные порывы - смеялись.
После поступления в Оксфорд Ренн в первый же день познакомился с Кейтоном, и сразу был покорён - раньше, чем сам осознал это. Его заворожили сумрачность черт этого лица, тяжёлый проницательный взгляд и ощущение потока силы, идущей от него. Блестящий рассказчик, погруженный в обманы и неясности, в атмосферу недосказанных, нарочито неточно высказанных мыслей, Кейтон никогда не давал понять, что скрывается в глубине его души. Этот человек, неспособный быть поверхностным или мелочным, не боявшийся доходить до крайностей и погружаться в бездны духа, сразу очаровал, точнее, околдовал его.
Ренн внимательно наблюдал за Кейтоном, стараясь лучше понять Энселма. Как врага такого человека стоило страшиться, особенно из-за малоприятной привычки никогда не забывать причинённую ему боль: когда спрятанные и подавленные чувства проступали, Кейтон пугал Ренна. Язвительность, извращённый юмор, навязчивые идеи - он видел всё это в Кейтоне, но его собственные уравновешенность и хладнокровие тянулись к непредсказуемости и чёрной магии Энселма, ибо иррационально сочетались в Кейтоне с искрящимся остроумием, богатством мыслей, временами - с шармом и непринужденностью.
Альберт видел и вовсе потаённое, особенно страстную чувственность, едва сдерживаемую волей, но не считал Кейтона развращенным. Райс и Камэрон, с коими он познакомился в Лондоне, были пошлы и циничны, распущены и лишены брезгливости, но Энселм, хоть и проводил с ними время, как казалось Ренну, вовсе не был похож на них. Он никогда не ронял скабрезностей, не любил низменных шуток, предпочитал вообще не заговаривать на темы любовные.
Симпатия и восхищение заставляли Ренна искать дружбы Кейтона. Но увы... Нельзя сказать, чтобы Кейтон отторгал его, но дружелюбие его было холодно и лишено доверительности. Альберт не мог понять, почему ему не удаётся пробиться через броню этой отстранённости: он был внимателен к Энселму, старался даже случайно не задеть его самолюбия, всегда был готов помочь и временами откровенно льстил ему - но ничего не помогало.
Произошедшее в его гостиной подлинно взбесило Ренна: это была не только обида Кейтона, но и оплеуха ему самому. Он знал, сколь раним Энселм, и какие спазмы боли и пароксизмы злости может вызвать это пустое происшествие. Кейтон болезненно реагировал бы и на оскорбление, нанесённое ему без свидетелей, токмо ли паче - при всех! Ренн морщился, думая, что тот может теперь начать избегать и его самого, и едва ли примет его приглашение: ему будет неприятно видеть людей, ставших свидетелями его унижения.
Мисс Эбигейл искренне порадовала мистера Ренна своим заботливым вниманием к его другу. Кузина нравилась Альберту: в ней было много здравого смысла. Щедрая и приветливая, мисс Сомервилл воспринимала жизнь как-то безоблачно и вдохновенно, он всегда чувствовал в ней одухотворенную возвышенность и тягу к иррациональному. Ренн не был, однако, увлечён: не боялся умных женщин, но Эбигейл казалась ему слишком сложной. Он знал, что она способна на сопереживание, но её внимание к Кейтону сначала даже обеспокоило: Ренн боялся, что именно сочувствие унизит того ещё больше. Но согласие Кейтона поехать с ними на пикник чуть успокоило Альберта. Чёрт бы побрал эту Джоан! Ну что стоило этой бестактной дурочке зайти на час раньше?
Ренну нужно было навестить двух родственниц, и он направился в Бювет, про себя продолжая досадовать на случившееся. Девицы же, оставшись втроём, чувствовали себя немногим лучше Альберта, и только мисс Хилл поддерживало сознание её правоты.
– Говорила я вам, что с Джоан нужно наконец поговорить серьёзно! А вы все убеждены, что вразумление ей свалится с неба! Я сейчас же пойду к ней. Ведь ещё не поздно? Тут всего два квартала. Вы со мной?
Эбигейл покачала головой.
– Джоан плохо относится ко мне, и едва ли воспримет мои слова. Сходите вдвоём.
Рейчел состроила недовольную гримаску, но, тяжело вздохнув, кивнула.
– Хорошо, но я сделаю это просто для очистки совести. Я выскажусь - и мне не в чем будет себя упрекнуть.
Мисс Сомервилл остановила её.
– Так нельзя, Рейчел. Человек услышит твои слова, только если поймёт, что ты говоришь с любовью к нему. Слова любви и заботы человек слышит, но слова упрека и вразумления без любви кажутся ему обидой и оскорблением. Говори не для очистки совести, но из любви к ней. Поймите, она имеет право на сочувствие и жалость.