Аристократия духа
Шрифт:
В разговор снова вмешалась мисс Хилл. Она вздохнула и покачала головой.
– Не тешь себя иллюзиями, Рейчел. Энн права. Джоан в ослеплении от своей привлекательности уже сейчас наделала столько ошибок, что любая следующая может стать роковой. Надо попытаться поговорить с ней.
Сидящая по левую руку от мисс Ренн мисс Эбигейл Сомервилл, двоюродная сестра мисс Ренн, всё это время не принимала участия в беседе и не помогала кузине, но была погружена в чтение небольшого томика в дорогом кожаном переплете. Синеглазая Эбигейл напоминала статуэтку Антонио Кановы, в глазах ценителя проступал подлинный шедевр изящества, но эпоха изящества, увы, давно миновала, подлинных ценителей становилось все меньше, и потому Эбигейл с ее нежными чертами несколько терялась
Мисс же Хилл не отличалась красотой, но в ней был избыток той прелести, за которую многие отдадут и красоту. Милейшее округлое личико с карими глазами, волосы цвета имбиря и симпатичнейшие веснушки, кои она сама ненавидела, полноватый, но изящный стан, кокетливая игривость и здравомыслие вдобавок к весьма солидному приданому - всё это весьма нравилось молодым людям, и мисс Мелани, будучи особой живой и общительной, пользовалась успехом куда большим, нежели её подруги. Последние два часа Мелани ждала Джоан Вейзи, та обещала прийти к пяти, но, как всегда, опаздывала. Меж тем мисс Сомервилл закончила чтение и закрыла книгу.
– Ну и как этот новомодный немецкий шедевр, Эбигейл? Ты одна способна оценить его до того, как появится перевод, - мисс Ренн с улыбкой полюбовалась на свою работу, цветок украшал и преображал шляпку, - говорят, автор был подлинно гений?
Мисс Эбигейл задумчиво смотрела в камин. Ее синие глаза казались сейчас почти чёрными.
– ...Здесь говорится об искусительной возможности вернуть время, прожить его заново... Герой - мудрец и книжник Фауст, считает, что прожил жизнь впустую, накапливая знания, но свою новую, данную дьяволом молодость тратит как последний глупец - на разврат, на пустые интриги, на придворные аферы, на путешествия за химерой и блуждания по краям фантасмагорий, он губит души, ищет прекрасную Елену и пытается отнять у моря клочок затопляемой приливом суши... И в итоге за эту суетность, по мысли автора, он прощён Богом. Гёте называет это ... "исканиями, стремлениями". Идея... какая-то перекошенная. Слова-то высоки, но им не веришь, ибо суета слишком уж проступает... Ослепший Фауст в предпоследнем действии ликует - он слышит, как работают каменщики, ему мнится, что идет стройка, дьявол же смеется: "это не траншею роют, а могилу... " Это и есть конец. Зря автор написал последний акт. Если такие люди спасаются - можно перестать верить в Бога.
Мисс Ренн, мисс Тиралл и мисс Хилл молча переглянулись. Эбигейл часто пугала подруг странным направлением ума. Надо сказать, что подлинной близости у мисс Сомервилл с сестрой и подругами не было - но не потому, что они сторонились её. Совсем нет. Всё девицы без возражений признавали умственное превосходство Эбигейл, все были высочайшего мнения о её внешности и душевных качествах, считая её подлинным совершенством, но всем им казалось, что Эбигейл слегка "не от мира сего". Девица не любила изящные безделушки, её не занимали светские сплетни, она не интересовалась любовными романами. Подруги Эбигейл не были пустышками, но даже им казалось, что она судит обо всём с излишней строгостью. Именно поэтому девицы предпочитали делиться друг с другом подробностями своих любовных увлечений и рассказами о молодых людях, которые вызывали их интерес, к Эбигейл же обращались только тогда, когда хотели услышать верное суждение по вопросам более сложным, нежели повседневные.
Но тут мисс Рейчел торопливо поднялась, заметив, что у порога стоит высокий черноволосый смуглый юноша, которого брат по приезде представил ей как своего друга, но о котором не доложили, ибо мисс Хилл отправила лакея за лентами в лавку.
– Мистер Кейтон? Как мы вам рады! Альберт скоро придёт, его увёл поверенный по имению, - это ненадолго. Это мисс Мелани Хилл, вы уже знакомы, Энн, Эбигейл, позвольте представить вам друга и сокурсника моего брата - мистера Энселма Кейтона, это моя кузина, мистер Кейтон, Эбигейл Сомервилл, а это Энн Тиралл, моя подруга.
Кейтон, который последние несколько минут до того стоял у порога,
Сейчас он, пытаясь скрыть неловкость первых минут знакомства, поспешно сказал мисс Сомервилл, что тоже читал эту поэму и согласен с её суждением. Если человек добровольно заключил договор с дьяволом - со стороны Бога не по-джентльменски вмешиваться в сделки третьих лиц. Его голос, вначале звучавший от волнения несколько глухо и сбивчиво, выровнялся, постепенно утратил принужденность, став мелодичным и приятным.
Эбигейл, на минуту смущённо опустив глаза, улыбнулась и ответила, что, возможно, Гёте ставит божественное милосердие выше справедливости, но это почему-то не кажется ни справедливым, ни милосердным. Можно понять, почему прощена Маргарита, но как простить того, кто погубил её? Сама она с интересом рассматривала вошедшего молодого человека, чей образ удивительно совпал в её воображении с обликом того, о ком она только что читала. Смуглое горбоносое лицо мистера Кейтона подлинно несло печать чего-то мефистофелевского, глаза казались туманными и печальными, они манили и отталкивали одновременно, красивым он не был, но высокий лоб незнакомца говорил об уме, а голос был завораживающим. Кейтон же, заметив, сколь внимательно его разглядывают, снова смутился и опустил глаза. Он не любил внимания к себе, пристальные взгляды смущали и нервировали его.
– Возможно, мисс Сомервилл, Гёте смотрит на своего героя как на самого себя, а себе мы склонны прощать то, что не простили бы другим. Герой ищет не высшей истины, но земных благ, не Бога, но прекрасную Елену...
Она улыбнулась, слегка пожав плечами.
– Но ведь всё равно не находит, или обретя, теряет. Человек, которого не волнует ни честь, ни Истина, страшен, и как можно было спасать его?
– Мисс Сомервилл предложила ему сесть и сама опустилась на диван.
– Для кого честь пустяк, для того и все остальное ничтожно...
– тихо проронила она.
Кейтон почти не поднимал глаз, разглядывая кресла, на спинках которых красовался орнамент с виноградными листьями, как на лестничных перилах в старинных особняках, но теперь, вскинув голову, бросил мимолетный взгляд на собеседницу. Её суждение было ригористичным и болезненно для него перекликалось с событиями ночи у Клиффорда.
Он с усилием улыбнулся.
– Это приводит нас к далёким от литературы вопросам, мисс Сомервилл. Мне самому показалось, что в своём герое Гёте изобразил, скорее, свои грёзы о несбыточном, а так как он был весьма умён, то понимал, что итог несбыточного - "Man spricht, wie man mir Nachtricht gab, von keinem Graben, doch vom Grab..." А финал в раю - самооправдание в мечтах, только и всего.
– Это искусительная книга...
Кейтон рассмеялся.
– Не помню, кто это сказал, мисс Сомервилл, но подлинно искусительны не толстые тома в дорогих кожаных переплетах, а дешёвые книжонки по два пенса...
– Книжонки по два пенса искусительны для черни, её вообще легко искусить, низость её мышления диктуется низменностью её устремлений, но лживость подлинного таланта особенно опасна - и не для черни...
Энселм снова согласился.
– Да. Говорок Мефистофеля весьма отчетливо слышится на этих страницах, и возможно, он отравил ядом своего дьявольского красноречия и самого автора. К несчастью, Мефистофель получился весьма обаятельным, я, помнится, даже влюбился в его остроты. Он должен был по исходному сюжету, заимствованному ещё у Марло, погубить Фауста, но беда в том, что он просто затмил его по ходу действия. Не знаю, как вам, а мне неинтересен был Фауст с его нелепыми метаниями и глупыми поисками, и судьба его, хоть по замыслу автора он воплощает человечество, была мне глубоко безразлична. А это значит - Мефистофель победил.