Арлекин
Шрифт:
Я кивнула и отошла обняться с Микой — отчасти чтобы скрыть лицо, потому что еще не сообразила пока, как смотреть. Я виновата, потому что Питер был ранен, когда спасал меня. И даже уважения от копов за это не получит. Похоже было на добавление к ране оскорбления.
Мика поцеловал меня в висок и спросил:
— Эдуард тебе не дал официальную версию?
— Нет, — шепнула я в ответ.
Мика сказал, не выпуская меня из объятий:
— Наверное, Анита еще себя обвиняет в том, что была уже на охоте за этими вампирами. Она думает, что они не действовали бы так жестоко, если бы не знали, что
Я повернулась, все еще в руках Мики наполовину:
— Если вампир знает, что за ним гонится охотник, который убьет его на месте — какие у него остаются варианты, Зебровски?
— Ты не согласна с ордером на ликвидацию? — спросил он.
— Сейчас как раз согласна, но бывают случаи, когда мне хочется иметь другие варианты, кроме смертного исхода. Хорошо бы кто-то провел исследование и посмотрел, действительно ли вампиры действуют беспощаднее, когда спасают свою жизнь, чем при первоначальном преступлении.
— Тебе случалось такое видеть?
— Кажется, нет. Почти все они убивали бы дальше, если бы мы им не помешали. Но смотри: эта вампирша, за которой мы гоняемся, подставила другую вампиршу из Церкви Вечной Жизни. Если бы я просто пошла по следу, который они для нас проложили, то убила бы двух ни в чем не повинных граждан.
— Это второй у тебя случай, когда плохой вампир пытается подставить хорошего, а тебя использовать как орудие убийства?
— Да, и раз такое было со мной, то могло быть и у других ликвидаторов вампиров. Те просто могли не искать за фасадом очевидного.
— Ты хочешь сказать, что раз вампиры им не сваты и не братья, для них вполне может быть, что хороший вампир — мертвый вампир.
— В этом роде.
Зебровски посмотрел на меня, сдвинув брови.
— Дольф не один такой, кто думает, что раз ты живешь с… — он показал как-то в сторону Мики и Натэниела, — то это снижает твою пригодность для работы. Я лично так не думаю. Я думаю, это заставляет тебя смотреть на вампиров и оборотней так, как этого сейчас требует закон. Они считаются полноправными гражданами, людьми, и ты их так и воспринимаешь. Именно потому тебе все труднее и труднее их убивать, но зато ты растешь как коп. Ты ищешь правду, ловишь только настоящего преступника и наказываешь виновных. А другие ликвидаторы убивают кого сказано убить. Это хорошо для палача, но не уверен, что для копа.
Очень длинная речь для Зебровски.
— Похоже, ты много над этим думал.
Он даже смутился.
— Похоже. Часто приходится защищать твою честь от других копов.
— Свою честь я могу защитить сама.
— Не, не можешь. Ты не можешь объяснить, почему ты в них видишь людей — потому что будет подразумеваться: этот вот расист и гад только что ляпнул глупость, будто они не люди. Мне это сойдет с рук. Я — Зебровски, я могу много чего сказать, и на меня злиться не будут. Я-то тыкаю под ребра, а ты — в сонную артерию. На тебя и обижаются.
— А он тебя хорошо знает, — сказал Мика.
Я отодвинулась, посмотрела на него.
— И что это должно значить? — Он улыбнулся мне, рядом с ним Натэниел очень старался не расплыться в улыбке. В мой адрес. — Вы чего?
Зазвонил мой сотовый, и я заметила, что он не при мне. Он снова позвонил — это был рингтон, который выбрал
У меня не было времени спрашивать, когда он взял мой телефон. Я ответила:
— Хелло!
— У меня мало времени, — заговорил мужской голос. Знакомый, но странно монотонный, и впечатление такое, что я должна его узнать, но что-то в нем чужое. — В моей церкви Арлекин.
Я отошла чуть в сторону — не хотела, чтобы это слышал Зебровски. По крайней мере пока я не захочу ставить полицию в известность.
— Малькольм, это ты?
Голос продолжал, будто не слыша меня:
— Коломбина говорит, что возьмет со всей паствы моей клятву крови — или будет биться со мной вампирской силой, потому что закон не воспрещает вампиру применение своих способностей против другого вампира. Она утверждает, что не совершила в этой стране ничего противозаконного, все преступления относит на счет своей погибшей партнерши. Мне против нее не выстоять, Анита, но я могу отдать свою паству Жан-Клоду. Привяжите моих прихожан любой клятвой крови, но спасите их от безумия, которое вижу я в этих двоих, Коломбине и Джованни. Дай мне позволение сказать, чтобы вызвали на дуэль Жан-Клода, а не меня.
— Малькольм, это ты?
Голос резко переменился, заговорил испуганно:
— Что такое? Кто это?
— Эвери? Эвери Сибрук?
Но я почти на сто процентов знала, что это он. Я видела его робкие карие глаза, короткие волосы, молодое, будто не до конца оформившееся лицо. Ему было за двадцать, но ощущение от него было — слишком уж не по возрасту неискушен.
— Анита, ты?
— Я. Что случилось? Прямо вот сейчас — что происходит?
— Малькольм до меня дотронулся — и я не помню, что было дальше. Будто очнулся с телефоном в руке на задних скамьях церкви. — Голос упал до шепота. — Здесь вампиры в масках, я их не знаю. Кажется, Малькольм их боится.
— Ты связан обетом крови с Жан-Клодом. Им тобой не завладеть.
— Что это было, Анита?
Сказать я могла что-то вроде: «Ты такой слабый вампир, что Малькольм тебя подчинил как человека». Но слишком он был напуган, чтобы его еще слабее делать.
— Малькольм послал мне сообщение.
— Как?
На другом конце послышался шум, голос Эвери, чуть отдаленный, будто он убрал телефон и говорит с кем-то другим.
— Эвери?
Ответил голос не Эвери и не Малькольма.
— Прошу прощения, с кем я говорю?
Голос был мужской, мне не знакомый.
— Я не буду отвечать на ваши вопросы. Ответьте вы на мои.
— Вы из полиции? — спросил он.
— Да. — И это была правда.
— Мы не нарушаем никаких ваших законов.
— Вы пытаетесь здесь, в моем городе, захватить Церковь Вечной Жизни. Это против закона.
— Мы ни на кого не поднимаем руку, не применяем ни к кому оружия. Это будет состязание воль и магических сил. В вашей стране использование вампирской силы против другого вампира не противозаконно. Ваш закон даже можно интерпретировать так, что любые граждане сверхъестественной природы исключены из защиты от вампирских манипуляций.