Армадэль. Том 2
Шрифт:
«Положим, что управитель мистера Армадэля встретит своего хозяина на железной дороге, — сказала я, — могу я спросить ещё раз, как он убедит мистера Армадэля приехать сюда?»
«Не считайте меня невежей, — возразил доктор самым спокойным тоном. — Если я спрошу со своей стороны: как мужчин убеждают делать девять раз из десяти сумасбродные поступки в их жизни? Их убеждает ваш очаровательный пол. Слабая сторона каждого мужчины сторона женская. Нам надо только найти слабую сторону мистера Армадэля — пощекотать его с этой стороны, и молодой человек станет шёлковым. Я заметил здесь, — продолжал доктор, открывая письмо Армадэля, — ссылку на какую-то молодую девицу, ссылку, обещающую нам многое. Где записка, которую мистер Армадэль адресовал к мисс Мильрой?»
Вместо
«Оставьте записку в покое, — сказала я. — Она сожжена из предосторожности. Я могу сказать вам все (даже более), чем эта записка могла мне сказать. Мисс Мильрой разрубает узел! Мисс Мильрой снимает все наши затруднения! Она тайно помолвлена с ним. До неё дошли ложные слухи о его смерти, и с тех пор она серьёзно болеет в Торп-Эмброзе. Когда Бэшуд встретит Армадэля на станции, его первый вопрос непременно будет…»
«Вижу, — воскликнул доктор, перебивая меня. — Мистеру Бэшуду ничего более не остаётся, как помочь истине, добавив немного вымысла. Когда он скажет своему хозяину, что ложные слухи дошли до мисс Мильрой, ему только стоит прибавить, что это сообщение так подействовало на её психику, что она заболела и находится здесь под медицинским наблюдением. Бесподобно! Бесподобно! Бесподобно! Мы будем иметь его в лечебнице так скоро, как только самая быстрая извозчичья лошадь в Лондоне может привезти его к нам. И заметьте, никакого риска, никакой необходимости доверяться другим! Это не сумасшедший дом, это патентованное заведение; здесь не нужно докторских свидетельств. Поздравляю вас, поздравляю самого себя. Позвольте мне передать вам указатель расписания железных дорог, просить вас засвидетельствовать моё уважение мистеру Бэшуду и указать ему на страницу, загнутую для него в надлежащем месте, на которое ему следует обратить особое внимание».
Вспомнив, как долго я заставила Бэшуда ждать меня, я тотчас взяла книгу и, простившись с доктором, ушла без дальнейших церемоний. Когда он вежливо отворил мне дверь, то без малейшей необходимости, хотя я не сказала ни слова, которое могло бы подвести его к этому, заговорил о той вспышке добродетельного испуга, случившейся с ним в начале нашего свидания.
«Я надеюсь, — сказал он, — что вы забудете и простите мой странный недостаток такта и проницательности, когда… словом, когда я поймал муху. Я положительно краснею за мою собственную глупость, как я могу придать буквальный смысл шутке дамы! Насилие в моей лечебнице! — воскликнул доктор, опять пристально устремив глаза на моё лицо. — Насилие в этом просвещённом девятнадцатом столетии! Было ли когда что-нибудь до такой степени смешное? Застегните ваше манто, прежде чем выйдете отсюда — там холодно и сыро! Не проводить ли мне вас? Не послать ли с вами моего лакея? А! Вы были всегда независимы, всегда, если я могу так выразиться, сама себе хозяйка! Могу я прийти завтра утром и узнать, что вы решили с мистером Бэшудом?»
Я сказала «да» и наконец ушла от него. Через четверть часа я вернулась в свою квартиру, и служанка мне сказала, что пожилой господин ещё ждёт меня.
У меня недостало духу или терпения — право не знаю чего — потратить много слов на то, что произошло между мною и Бэшудом. Было так легко, так удивительно легко дёргать верёвочку этой бедной старой куклы, поворачивая её куда захочу! Я не встретила таких затруднений, какие могла бы встретить с человеком моложе или менее ослеплённым любовью ко мне. Я оставила объяснения намёком на мисс Мильрой в письме Армадэля, которые привели в недоумение Бэшуда. Я даже не побеспокоилась выдумать вероятные причины, чтобы приказать ему встретить Армадэля на станции и заманить его хитростью в лечебницу доктора. Я только нашла необходимым упомянуть о том, о чём написала Бэшуду после моего приезда в Лондон, потом повторила то, что сказала ему, когда он лично отвечал на моё письмо в гостинице.
«Вы уже знаете, — сказала я, — что моё замужество было несчастливо. Сделайте из этого какие хотите заключения и не принуждайте меня говорить вам, так ли приятно известие о спасении мистера Армадэля, как следовало бы быть для его жены».
Этого было довольно для того, чтобы заставить засиять его дряблое лицо и снова оживить его увядшие старые надежды. Мне стоило только прибавить: «Если вы сделаете то, о чём я вас прошу, — всё равно, какой бы непонятной и таинственной ни показалась вам моя просьба, — и если вы примете мои уверения, что сами вы не подвергнетесь никакому риску и получите надлежащее объяснение в надлежащее время, — вы будете иметь такие права на мою признательность и на моё внимание, какие не имел ещё ни один человек на свете!» Мне стоило только сказать эти слова, сопроводить их нежным взглядом и пожать его руку украдкой, и он был у моих ног, слепо стремясь повиноваться мне. Если бы он мог только знать, что я думала о себе… но это всё равно, он не знает ничего.
Прошло несколько часов после того, как я отослала Бэшуда (взяв с него обещание молчать, снабдив его инструкциями и расписанием поездов на железной дороге) в гостиницу возле станции, где он должен оставаться до тех пор, пока Армадэль не появится на платформе. Волнение, охватившее меня в начале вечера, прошло, и мною овладело опять тупое безразличие. Неужели моя энергия изменяет мне, желала бы я знать, именно в то время, когда она более всего нужна? Или мною овладевает какое-то предчувствие несчастья, которого я ещё не могу понять?
Я была расположена просидеть здесь ещё несколько часов, предаваясь подобным мыслям и позволяя им превращаться в слова, если бы дневник дал возможность для этого. Но моё ленивое перо было, однако, так прилежно, что добралось до конца тетради. Я дописала последние строчки, оставшиеся на последней странице, — и нравится мне это или нет — должна закрыть тетрадь на этот раз совсем.
Прощай, мой старый друг и товарищ многих несчастных дней! Так как мне некого и нечего любить, я подозреваю, что безрассудно любила тебя.
Какая я дура!
Книга последняя
Глава I
На станции железной дороги
Вечером второго декабря Бэшуд в первый раз занял свой наблюдательный пост на станции Юго-Восточной железной дороги. Это было шестью днями ранее того числа, которое Аллэн назначил для своего возвращения. Но доктор, посоветовавшись со своей медицинской опытностью, счёл возможным, что «мистер Армадэль мог в свои молодые лета выздороветь скорее, чем предполагали его доктора». Вследствие этого, предосторожности ради, Бэшуду было велено начать ожидать прибытия поездов на другой день после того, как он получил письмо от своего хозяина.
От второго до седьмого декабря управитель аккуратно ждал на платформе, видел, как подъезжали поезда и убеждался каждый вечер, что все приезжие были незнакомы ему. От второго до седьмого декабря мисс Гуильт (мы возвращаемся к имени, под которым она более известна на этих страницах) получала его ежедневные донесения иногда лично, иногда письменно. Доктор, которому передавались эти донесения, читал их в свою очередь с невозмутимой уверенностью в правильности принятой предосторожности, до утра восьмого числа. В этот день раздражение от столь продолжительной неизвестности произвело перемену к худшему в переменчивом расположении духа мисс Гуильт, заметную для всех окружающих. Эта метаморфоза довольно странным образом отразилась такой же заметной переменой в обращении доктора, когда он нанёс мисс Гуильт свой обычный визит. По случайности столь необыкновенной, что его враги могли бы подозревать, что это вовсе не было случайностью, в то утро, когда мисс Гуильт потеряла терпение, доктор в первый раз также потерял свою уверенность.