Армагеддон No 3
Шрифт:
– Ну, здравствуй, Натали!
– процедил он сквозь зубы испуганно глядевшей на него Наташке. По ее вытянувшейся физиономии было совершенно ясно, что она узнала его сразу.
– Куда собралася? Не ожидала встретить старого друга? Кому телеграмму отбивать станешь?
– Здравствуй, Гриша! К свекрови я поехала, проведать надо. А телеграмму мужу дам, у нас двое деток и живем мы хорошо! Ни в какие командировки мой муж не ездит! Ты смотри, а я уж думала, что ты сгинул давным-давно! А он ничего еще, опять куды-то в командировку едет! Он еще мне допросы тут устраивает! Он мне всю душу вымотал этими командировками! Да провались
– собравшись с силами, неожиданно зло проговорила Наталия.
За спиной завозился, прижатый к стенке задницей Ямщикова, Флик. Ямщиков цыкнул на него, и Флик сразу затих.
– И сколь долго мы будем пребывать в вашем приятном обществе? ерничая, спросил Наталию Ямщиков.
Флик все-таки вывернулся из-под него и теперь с любопытством рассматривал худощавую интересную женщину с крашенными хной волосами. Наталия усмехнулась Ямщикову, как усмехаются женщины, сознающие свою силу и власть над слабой мужской натурой. Флик, то есть Марина, конечно, изо всех сил старалась запомнить, как Наталия Сергеевна ломает брови дугой и с улыбкой пристально смотрит в глаза Ямщикову. Почему-то в последнее время Марина совсем не могла смотреть ему в глаза. И вот так резко встряхивать волосами тоже не могла. А зачем-то ей это очень было надо.
В купе влез Петрович, бесцеремонно уселся рядом с Ямщиковым проверять билет у новой пассажирки.
– Здесь вам с двумя дамами шибко жирно будет, - сказал он задумчиво. Потом води дамочку к бригадиру... Вот в восьмом купе бабушка едет, божий одуванчик...
– Восьмое, так восьмое, - гордо сказала Наталия Сергеевна, перебивая Ямщикова, попытавшегося вставить словечко.
Она перешла в восьмое купе сразу же, как только Петрович вышел с ее билетом. Ямщиков смотрел, как она собирается печальными собачьими глазами.
Марине стало от его взгляда не по себе. Она вдруг снова стала жалеть, что теперь уже только женщина. Что-то не соглашалось внутри с этим его взглядом, обращенным к Наталии Сергеевне, накидывавшей на плечи полушубок.
И сразу после ее ухода в восьмое купе началось. Никакой дисциплины и субординации. Да и конспирация ихняя сразу стала ни к черту. Ямщиков целыми днями начал пропадать в купе у Наталии Сергеевны, слушая бесконечные рассказы ее пожилой соседки о детях и внуках. Проходя мимо, Марина видела, как он смотрел на Наталию Сергеевну. Никого он уже вокруг себя не замечал, ничего не помнил. А Наталия Сергеевна громко, на весь вагон хохотала. И почему-то Марине надо было обязательно пройти мимо, стараясь заглянуть в приоткрытую дверь восьмого купе.
Того странного пассажира Марина почему-то больше не встречала. За плотно запертой дверью пятого купе Марина почти не чувствовала движения. Иногда ей уже казалось, что все это - чушь собачья. Просто она такая идиотка, что ничего не помнит из собственного прошлого. Ей становилось вдруг не по себе, что она едет куда-то в прицепном вагоне с двумя незнакомыми ей мужчинами. Конечно, только такое ничтожество, как она, могла дать себя увлечь ветреному Ямщикову, который теперь на нее даже не смотрит. Только сидит и улыбается, глядя на хохочущую Наталию Сергеевну.
Но так она думала только днем. Как только садилось солнце, она начинала видеть. Она видела шевеление странных крыльев в пятом купе, кольца сворачивающего кармические круги змея за спиной Петровича, видела огромную гору, покрытую снегом и лесом, где стоял большое конусообразное сооружение. Под завывание вьюги множество народа там камлали против них. И чем ближе они продвигались по направлению к горе, тем громче становились голоса странных людей, старавшихся обмануть факельщика, указывая ему ложный путь, беспечно предавших свою природу...
На третий день этого кошмара Ямщиков впервые даже не подготовил их купе к ночи. Седой с Мариной молча начертали пентаграммы и разложили гвозди.
Ямщиков в это время бесцеремонно рылся у нее в косметичке в поисках дезодоранта. В купе он ненадолго зашел уже чисто выбритым. Поменяв рубашку, он решительно направился в дальний тамбур. Марина посмотрела на непроницаемые темные очки Седого и опустила глаза. Седой равнодушно приказал ей заканчивать подготовку без него, а сам отправился куда-то, видно, по надобности. Марина упала на свою полку и почему-то стала плакать. До конца она так и не понимала причину своих слез, но сердце разрывалось от беспричинной жалости к себе и еще какого-то непонятного щемящего чувства...
Старухи в купе не было. Седой понял, что соседка Наталии вышла в туалет.
Наталия Сергеевна лихорадочно собиралась на свидание с Ямщиковым. Резко пахло дешевыми духами, помадой. Она так торопилась, что даже не обратила внимание на присутствие Седого в купе.
– Вы куда-то собрались, Наталия Сергеевна?
– спросил он ее тихо, закрывая за собой дверь.
– А это не вашего ума дело, товарищ! Может, я в туалет собралась? Какой вы любопытный!
– кокетливо сказала женщина, резко оборачиваясь к нему и поправляя кофточку на груди.
– Значит так. К Ямщикову ты не пойдешь, если живой остаться хочешь.
Нельзя ему сейчас с тобою, - так же тихо прошипел ей Седой.
– Что вы такое говорите! Как вам не стыдно, в самом деле!
– вспыхнула Наталия Сергеевна.
– Про стыд ты оставь, бедным подашь! К нам за просто так в купе никто не садился, тут только сопоставить кто и зачем... Значит, после замужества с Ямщиковым ты ни разу столкнуться не удосужилась. А в самое не нужное время вдруг всплываешь, в обратную жизнь тянешь... Я тебя сейчас, гнида... Нет, иди! Иди, как хозяева твои задумали... Мне плевать. Только, если ты действительно от них, то ты должна знать и кто я! И про то, что я могу, ты тоже должна знать! Обещаю, удовольствия получишь в том тамбуре сейчас на все сто! Только вот что. Пока ты с Ямщиковым вожжаешься, я твоими детками займусь...
Седой стоял в проеме купе, не двигаясь, так и не снимая темных очков.
Это было не просто странно, это было нелепо. В купе быстро сгущались сумерки, наступала невеселая, длинная зимняя ночь. Ей надо было спешить, надо было немедленно уходить. Но, во-первых, он преграждал ей дорогу, а, во-вторых, Наталии Сергеевне стало неуютно из-за того, что она никак не могла увидеть его глаз. Она знала свою тайную силу, ей надо было только увидеть его глаза. Они ей обещали, что все будет так, как надо, если только она посмотрит вот в этой кофточке любому из своих попутчиков в глаза. Почему он не снимает очки? Может, он действительно все знает? Да нет, она же упомянула про детей при Ямщикове, это блеф! Хотя кожей спины Наталия Сергеевна почувствовала, как страх пробирается ей прямо под кофточку, что подарил ей господин Восьмичастный перед самым отъездом из дому.