Армагеддон No 3
Шрифт:
– Какую-то ахинею вы несете, товарищ! В тамбур выйти подышать нельзя! все еще игриво, но с некоторой настороженностью в голосе произнесла Наталия.
– Выйди! Выйди, подыши! Значит, Леночке пятнадцать стукнуло, да? А Игорек институт заканчивает?
– угрожающе спросил Седой, заходя в купе, плотно закрывая за собой двери.
– Откуда вы знаете? Вы что, паспорт мой подсмотрели?
– возмутилась женщина.
– Игорька в твоем паспорте нет, ты его меняла, когда Игорьку уже восемнадцать было. Так будем продолжать?
– спросил Седой. Наталия Сергеевна устало присела
– Не-ет... А что же я им скажу? Ведь они... Они тоже могут такое... потухшим разбитым голосом сказала она.
– Нет, ничего они больше не смогут, если ты немедля соберешь вещички и свалишь на ближайшей остановке, - жестко сказал Седой.
– Нет, понимаете, у меня... Я... Понимаете, Ямщиков, он должен быть со мной в тамбуре, мне ведь время назначено... Они почувствуют, я это знаю.
Нет у меня выхода! Нет! Мы ужасно живем, если честно... Денег нет совсем... Жить не на что! Игорьку на ботинки сбиться не можем, а они обещали, что все поправится сразу же! Я так устала! Я столько работаю! И я совсем не такая, как вы меня видите, я такая изношенная... Они мне какую-то мазь для морщин дали и кофточку вот эту...
– прошептала Наталия Сергеевна, закрыв лицо ладонями.
– Кто?
– отрывисто спросил Седой.
– Начальник нашего ремонтного завода господин Восьмичастный и товарищ его... Фамилия у него еще странная, что-то про часы... А господин Восьмичастный, он, на самом деле, хозяин у нас всего-всего в городе...
Городок-то у нас небольшой. Все от него зависит! Деваться некуда! Я тоже удивлялась, откуда он знает про Ямщикова! Ведь это когда было-то! Да и где! Что же мне теперь делать-то? Куда от всех вас деваться?
– отчаянно проговорила она.
– Раз Ямщиков должен быть в тамбуре, пускай будет! Но вы меня поняли, я своих слов не меняю. Ему с вами быть нельзя, расстраивать его тоже нельзя, и хозяева ваши ничего не должны заподозрить дурного!
– твердо произнес Седой.
– Так что мне делать-то?
– растерянно спросила женщина, вытирая слезы.
– А я откуда знаю? Вы в этом раскладе выбраны ложью и обманом! Блядью!
Не я! И не я с этим соглашался, а вы! Но я вас не обманываю! Я немедленно сделаю вот это с Леночкой и Игорьком, закройте глаза, сейчас увидите!
– Не-е-ет! Только не это!
– тут же вскрикнула Наталия Сергеевна, послушно закрыв глаза.
– Значит, вы еще неплохо жили до встречи со мной, а? Наталия Сергеевна?
– жестко спросил Седой.
– Я поняла. Не надо больше. Какие вы все жестокие...
– всхлипнула Наталия Сергеевна.
– А у нас здесь не шуточки! Иди и отводи глаза всем! Ямщикову, хозяевам, всем! Учти только, что мне ты глаза не отведешь! Нету у меня глаз!
– и Седой сдернул черные очки, обнажив пустые глазницы, затянутые розоватой свежей кожицей, подернутой мелкими кровавыми струпьями. В этот момент машинист состава дал приветственный гудок проходящему навстречу товарняку.
Оглушительный вой сирены и стук колес встречного заглушили отчаянный вопль Наталии Сергеевны...
Войдя в купе, Седой отрывисто бросил Флику, рыдавшему на смятой постели: "Выйди из купе! Мне надо побыть одному!" Марина, всхлипывая, поднялась к выходу. Седой закрыл за ней двери и принюхался. В купе проводника приподнял голову с тугих пятнистых колец этот странный змей. В последнее время Седой больше доверял его слуху, чем своему чутью.
Никудышное стало у него чутье.
Потом напряжение там спало. Седой просто понял, что проиграл. Нет, с детьми он, конечно, ничего не сделает, это он погорячился, но вот с этой Наталией... Вдруг он услышал странную песенку в своей голове: "У моей Наталии такие гениталии!" Песенка, исполняемая кем-то шепелявым, свистящим шепотом, так его рассмешила, что он решил ничего этой Наталии не делать.
Да чо там с этой Наталии будет? Просто сейчас придут к нему и глотку перережут, или Флика в коридоре кокнут. И все дела! Чо расстраиваться-то?
Не будет он сейчас на эту стерву свое чудо тратить!
– Правильно, - кто-то тут же согласился с ним непосредственно в его голове.
Седой понял, что уже заснул, поэтому решил спать дальше и ни с кем внутри своей головы не разговаривать. Других забот, блин, полон рот.
– Спи, - тут же согласился с ним кто-то, - я покараулю. Пока. Но учти, до конца я еще ничего решил. Вернее решил, но это не твое дело.
– А ну и хрен с тобой!
– подумал Седой, засыпая.
– Тебе того же!
– прозвучал в его голове вежливый ответ.
Ямщиков притащился через час в приподнятом настроении духа, взлетел птицей к себе на полку, включил свет, собираясь отдать Седому замыленное им дежурство. Марина зашла в купе почти сразу за ним. Она, не глядя на Седого, молча легла на свою полку, носом к стене. Тут же заснула.
Наплакалась, видно, дура. Нашла из-за кого реветь. Седой понял, что никто из них не поможет ему подготовиться к ночи. Молча, он стал закрывать их жилище сам.
ЧУДО
Мать и дочь сидели на нижней полке напротив Марины, сцепив руки, будто боялись потеряться. От чая они отказались, от постели тоже. Петрович только фыркнул на них и вполголоса сказал Ямщикову: "Гриш, пусть они у вас посидят! У них билетов нет, им только ночь пересидеть. Просились очень. У них денег, видишь, от Москвы только до Казанской ветки хватило. Посадил вот на свою голову!"
Ага! На свою! Подсадил к ним зайцев и спокойно отправился спать. А эти двое так и сидели, прижавшись друг к другу, глядя в одну точку. Марина совала им какую-то еду, но они отказывались, а мать поясняла: "Леночка после химии, ее вообще сейчас все время тошнит. А я просто не могу, мне почему-то совсем не хочется. Спасибо! А вы кушайте, не стесняйтесь!"
Да чо тут стесняться, если все равно кусок в горло не лезет? Ну, Петрович, ну, гад ползучий! В глазах щипало, и Ямщиков, вслед за Седым, полез к себе на верхнюю полку, оставив Флика с женщинами внизу.
Все началось у них с обычной бородавочки. Вскочила вдруг бородавка ни с того, ни с сего. Они пошли на консультацию в онкоцентр у них в городе, а там даже разговаривать с ними не стали. Взяли и удалили тут же. Отправили тут же домой. Перевязку толком не сделали. А через три месяца начался кошмар. Саркома.