Ассорти(р)
Шрифт:
Побыстрее уже завершал свою долгую для них чайную церемонию с купленным для этого печеньем, шоколадкой для Васаби, снова выслушав от неё, глупо улыбаясь, что он портит её фигуру, и дал им уже закончить начатое.
Но как только за ним закрывалась дверь, Васаби снова приходилось уламывать: изменить парню. Что слегка раздражало.
Особенно, если их снова прерывали.
– Ты просто тратишь напрасно наше время, – говорил ей тогда Лёша. Когда и этот водитель исчезал, получив заявку. – Мы могли бы уже за-кончить. А не ломать комедию. Про великосветскую даму, которая каждые полчаса боится запятнать брак. Поверь, они вовсе
– Я только поэтому и не хочу уже начинать, – признавалась Васаби. С улыбкой.
И всё-таки начинала. Поняв, что иначе она от него так и не избавится. И водители будут думать о ней «чёрт знает что! И тоже домогаться. Не зная долгую предысторию наших взаимоотношений» – размышляла Васаби, облокотившись о стол, пока Лёша всё не заканчивал и не заканчивал, мешая ей принимать заявки.
Поэтому, как только она официально – для своего парня – отсыпалась дома у матери после смены, она тут же приезжала. В основном – с утра, договорились они, когда её мать заступала на смену, и один из водителей отвозил Васаби к ней домой. И как только принимала душ, сама звонила Лёше. Чтобы у них были почти что сутки на то, чтобы не просто спешно переспать друг с другом, как два сумасшедших, голодных друг до друга кролика, и разбежаться, но ещё и для того, чтобы о многом поговорить, соскучившись друг по другу не только телами, но и душами. И давая друг другу «отвести душу». Занимаясь любовью за эти сутки раза три-четыре. Безо всякого спиртного! Настолько сильно их тянуло друг к другу.
– Ведь мне нужно не только выспаться, – отшивала Васаби вечером подвыпившего, а потому-то и позвонившего ей парня, – но ещё и постирать и еду приготовить. Завтра мать со смены придёт голодная, а есть нечего. Я и сама ещё не ела. Да, только встала. Почти. Да, в постели валяюсь. Нет-нет, давай завтра. Я приеду к тебе на целые сутки. Сможешь делать со мной что хочешь! Нет, иначе завтра нам будет неинтересно. У меня слабость, отстань, – совершенно искренне признавалась ему Васаби, выжатая Лёшей, перед тем как лечь спать, как лимон. А впереди ещё – целая ночь! Наслаждения друг другом.
Тем более что такси – из своей фирмы, чтобы никто из водителей её фирмы об этом не узнал – Лёша ей оплачивал. И она тут же приезжала: на сутки-через-двое. Лишь бы Лёша снова не приезжал к ней на работу.
– И не повторял там этот цирк! – усмехалась Васаби.
С тем или иным зрителем, после этого пристававшим к ней с расспросами. И те не сдавали Васаби матери, её сменявшей.
– Чтобы им больше не о чем было посудачить ближайшие сутки, находясь на смене.
– Как в тот раз?
Ну, а Маша, терзаемая непонятной ему ни то ревностью, ни то муками разоряемого у неё же на глазах собственника, теряющего свои постельные вложения (увидев как от неё незаметно куда-то ускользает именно тот Лёша, что уже начинал относиться к ней всё более трепетно), заставляла его звонить теперь ей чуть ли не каждый день. А не сутки-через-двое, как они договорились. Чтобы она могла продолжать и продолжать его очаровывать. Как и завещал ей Маяковский: «на флейте водо-сточных труб». Разрывая, в итоге, всё это время его и Васаби своей всё более возрастающей навязчивостью. Особенно – в постели, выкладываясь для него вся!
Пока, ближе к лету, не подхватила желтуху. И оказалась чуть ли не на целый месяц заперта в стенах больницы. Откуда с болью стенала через Власа:
– Почему же Лёша не заходит меня навещать? – пытался передать Влас её интонацию. – И не дарит апельсины и цветы?
Но Лёша отвечал лишь:
– Передай Маше, когда навестишь её снова, что мне некогда, не до неё пока. Да и не люблю я больничный запах, – улыбался он озабоченному за них Власу. – Позвоню потом. Наверное…
– Я просто не хочу, чтобы Маше из-за тебя было больно, – признавался Влас.
– Мол, «поматросил и бросил»? – усмехался Лёша.
– Она не такая, – возражал Влас. – С ней так нельзя.
– Знаю. Эх, если б не Васаби!
С желтухой Лёша шутить не любил, переболев ею ещё в юности. Причём – два раза: А и В. Сидели на трубе. Его печени. Возле С. Давно уже заставляя Лёшу думать, что миф о Прометее с клевавшим его печень вороном, залетавшим к тому «на огонёк», – совсем не миф. А грубейшая реальность. И для него – тоже. После того как понял, что «миф о Прометее», это не более, чем мистерия, говорившая устами игравших её на сцене нимф будущим богам о том, что им ни в коем случае нельзя будет есть жирное. Так как это очень вредно для их ставшей теперь божественной печени.
А потому-то и, взвесив все за и против, решил Маше больше не звонить. Никогда. А то мало ли?
Тем более, что Маша, после того как Лёша из глупой ревности к пожарному необдуманно расстался с Дианой, оставалась у Лёши не одна. На скамейке запасных.
Однажды поздним зимним вечером одна из весьма симпатичных, можно было бы даже сказать: красивых, если бы не сидевшая рядом с ней дочь лет пяти, клиенток стала признаваться ему в чувствах. Переставая обращать на дочь внимание по мере того, как они всё быстрее, как ей казалось, приближались к её дому, и поездка предательски заканчивалась. Говоря ему всё быстрее и сбивчевей: О том, что однажды увидела Лёшу в супермаркете. И решила для себя, глядя на его красивое и вдумчивое, как тогда ей показалось, пока он рассматривал ценники на продуктах, лицо, что с таким-то серьёзным парнем у неё уж точно в жизни всё получится. Как нельзя лучше! Но так и не решилась подойти. Наблюдая за тем, как он покупает продукты. Со стороны. Любуясь им, словно картиной. И восхищаясь им всё больше и больше. Всё ближе и ближе. Стоя за ним в очереди в кассу. За счастьем!
От удивления он ещё раз на неё оглянулся.
Да, можно было смело утверждать, что она красива. Но он постеснялся говорить об этом при её дочери и ничего утверждать не стал.
– Ты меня не помнишь? – растерялась она.
– Нет.
– И вот – мы снова встретились! Не прошло и недели. Может, это судьба? – робко улыбнулась Света. – Но, конечно же, я понимаю, что у тебя наверняка уже есть семья, дети…
– Почему это ты так решила?
– Ты выглядишь ухожено, – призналась та. – И у меня, скорее всего, нет ни единого шанса претендовать на твоё сердце!
И стала извиняться за то, что уже просто наболело быть одной. И она, только поэтому, призналась ему в чувствах.
– Прости.
– Ну, почему же? – возразил ей Лёша, пожалев её. Наблюдая с улыбкой её растерянность, когда они остановились возле её дома. – У каждого есть шанс изменить свою жизнь к лучшему. Если он будет для этого стараться, – улыбнулся он. В постели, подмигнул он, не решившись сказать об этом вслух. При её дочери.
Но она и так всё прекрасно поняла. И перед тем как выйти из машины, оставила ему номер телефона. Чтобы он позвонил ей в любое время, настаивала она. И они продолжили беседу. Намекала она: в постели.