Атаман
Шрифт:
— Слушаю, Иваныч.
— Никита Егорович, тут к тебе Чехерды подъехал, говорит очень срочное дело. Нам не рассказывает.
— Я скоро буду. Пусть ждет.
— Хорошо, — отозвался Чапай и отключился.
Атаман издалека заметил перед шлагбаумом припаркованный старенький «Пассат». Въехал во двор, поставил «Ниву» на стоянку. Отправил Петра Журавлева к «девчонкам», попить чайку, сам прошел к себе.
Дверь в кабинет, как обычно, была распахнута, Чехерды сидел на стуле у стены, комкал кепку, разглядывая свежевыкрашенные половицы
— А где все наши?
— Ваши с Калашниковым и с Митричем только что ушли куда-то, просили передать, что скоро будут.
— Ясно. — Николай Егорович занял место за столом. — Чехерды, извини, совсем нет времени. Давай покороче, что хотел.
Он уселся, хмуря брови.
— Попробую. Но тут такое дело. Конфликт может разгореться.
— Так, что за конфликт?
Чехерды помялся, колеблясь. Но тут же решился и словно махнул рукой.
— Банда у нас в лесу появилась. Араб какой-то возглавляет. Ваххабиты. Все не наши, грузины, чечены. Слышал, нет, ночью стреляли?
— Допустим.
— Так вот, они наших парней из аула вчера приглашали, ночью показательные стрельбы устраивали, трассерами.
— Чего хотят?
— Да все того же. Победу над неверными. А для этого им молодежь наша и нужна.
Атаман поднял брови:
— Это что же они на виду у всех агитируют ваших в банду? И никто ничего?
Чехерды отвел взгляд:
— А кто что скажет? У них человек десять бойцов, да не какие-то там первогодки, все волки стреляные, явно повоевавшие. И все вооружены до зубов. Да еще и исламом прикрываются. Кто против пойдет? А эти, дурни молодые, рады стараться. Видел я их час назад — возвращались из леса, довольные. Им там, наверное, шоколадных гор наобещали… А о том, что матери потом их мертвых оплакивать будут, вряд ли сказали.
— Ты один так думаешь, или еще кто есть?
— Наши аксакалы так решили.
— Когда успели-то? Они ведь только сегодня ночью стреляли?
— А ты думаешь, они тут первый день что ли отираются? Уже неделю как появились. По аулам ездят. Агитируют.
— А что в милицию не пошел?
— В милицию нельзя ходить, у них там свои люди, причем, на самом верху. Кроме тебя и не к кому. У казаков сейчас сила, а милиция что? Одно название осталось.
— А зачем пришел-то?
— Зачем? — Чехерды разволновался и заговорил с акцентом. — А зачем нам здесь еще одна Чечня? Никому не нужна, ни вашим, ни нашим. Живем спокойно. По-соседски. Дело у всех, работа. Семьи, дети. Зачем нам террористы, война? Пусть у себя в Аравии воюют, а не на нашей земле…
— Подожди, — Атаман поднял руку, останавливая адыга, — это понятно. От нас что надо?
Чехерды поднялся.
— Ничего не надо. Так просто рассказываю. Они у крутой балки стоят, в осиннике. Километрах в пятнадцати отсюда. Подъехать можно со стороны нашего аула. Если что, младшего сына дам, он покажет. Правда, близко дороги нет. Километров десять еще надо будет топать. — Он натянул кепку на брови. — Я все сказал, а ты, Атаман, думай. — И, не прощаясь, вышел.
В дверях он чуть не столкнулся с толпой казаков. Митрич посторонился, пропуская адыга.
— Можно, Егорыч?
— Заходите, что спрашиваете? — он махнул рукой и подскочил. Не сиделось, Сказывалось нарастающее с каждой потерянной минутой напряжение.
— Все собрались? Сколько штыков?
Казаки столпились у входа, Атаман, сам того не замечая, не пускал их дальше.
Впереди всех возвышался крепкий Митрич с автоматом на плече, в руке он сжимал полный подсумок. Он же и ответил.
— Одиннадцать здесь.
— Смирнов?
— Здесь я, — отозвался Володя из коридора.
— Дорогу будет показывать, — пояснил Атаман на вопросительный взгляд Митрича.
— Хорошо.
— С оружием что?
— Автоматы, само собой. Пять ружей нашлось.
Вперед выбрался начальник штаба Виктор Иванович Осанов.
— Я саблю из музея для тебя, Егорыч, захватил.
— И что я с ней делать буду?
— Ты знаешь, а ведь это, похоже, та самая сабля, ваша семейная. Я как про малахитовое вкрапленье вспомнил, так сразу в музей побежал. Вот он, самый настоящий малахит. — Виктор Иванович повернул рукоятку к лампочке, и на ее поверхности чуть блеснул зеленью дорогой камень.
Никита Егорович осторожно взял одной рукой старинную саблю, другой ножны, поднял перед собой, разглядывая, и в этот момент в коридоре загрохотали десятки каблуков.
— А ну, казаки, дайте пройти, — громовой голос Корнелия Заболотного легко перекрыл легкий шум курских.
Казаки раздались, и вперед пробрался Корнелий, за ним шагал его заместитель по войску Афанасий. Атаман так и не вспомнил его фамилию. По пути Корнелий пожимал руки станичников. У обоих за плечами висели дулами вниз охотничьи ружья.
— Приветствую тебя! — Никита Егорович вложил саблю в ножны и тоже пожал крепкую ладонь.
— Здорово. Ну что? — он оглянулся, — вы готовы, я смотрю.
— А вы?
— И мы готовы. Привел под твое командование десяток штыков.
— Оружие есть?
— Обижаешь. У всех ружья. Ну, про остальное я не говорю.
— Добре. Тогда не будем тянуть. — Жук оглянулся в диспетчерскую. Женщины стояли в проходе, тревожно поглядывая на казаков.
— Антонина, звони дежурному, пусть автобус подгоняет к крыльцу, — и повернувшись к казакам пояснил, — До Лабы доедем, а там пешком.
— Лады, — Корнелий увидел на плече Алексея Митрича АК—47 и заинтересованно зацокал языком.
Третий рейд Жука
— Петро, проснись, — Витька Осанов нагнулся к самому уху друга и зашептал, обдавая горячим дыханием, — вставай, тут такое… просыпайся уже.
Тот замычал спросонья: