Атаман
Шрифт:
— Тихо, — остановил он готовые сорваться с губ Гриши слова.
— …беги… — ветер донес до Смагина обрывок фразы, которую тут же перечеркнула гулкая очередь, без трассеров. Во всяком случае Василий Никитич в небе ее не увидел. А это говорило о многом. «Трофим попался», — определил он и прочистил горло.
— Так ребята, кто что услышал, быстро?
— «Беги», кричали, — отозвалась Валя, будто невзначай подходя к растерянно оглядывающемуся Грише Журавлеву.
— По-моему, «Вася» первое слово было, — Петлюс поднял руку, как на уроке, — Вам кричал, наверное.
И тут Василий все понял. Он раскинул руки, собирая детей к себе ближе.
— Так, ребята. Уходим. Рюкзаки на плечи, и все за мной шагом марш.
Рюкзаки подпрыгивали в такт прыжкам через ямы и буераки и с размаху били по спине. Котел тихо в пределах допустимого позвякивал на бауле Линейного. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду. В самом начале пути он два раза упал. К счастью, без последствий. Разве что немного щека саднила — оцарапал в темноте. Василий мгновенно вспотел. «Долго мы так не продержимся, — мелькали мысли в голове, — Эх, Трофим, как же ты попался? Спасибо тебе от всех нас — крикнуть успел. Хотя, рано благодарить… Еще не известно, что дальше будет. Но все равно, буду надеяться, что удастся сказать это тебе лично. Когда все закончится».
На ходу он оглянулся. Мальчики держались рядом, за спиной, а вот все девочки, похоже, сгрудились в хвосте отряда.
— Так не пойдет, — проговорил в полголоса Василий, притормаживая, и скомандовал, — казаки, давайте все назад, забирайте у девчонок сидоры, и если понадобиться самих на руки берите. Но только, чтобы не отставали. Идем быстро, но аккуратно. А то так и ноги переломать недолго.
Мальчишки сразу приостановились. Девочки и правда уже еле двигались. Журавлев взгромоздил на себя дополнительный рюкзак, кроме своих двух, но это не могло помочь делу — и сам резко сбавил скорость, и остальные отставали по-прежнему. Так что дружная помощь от ребят пришла как нельзя вовремя. Пока снимали-одевали рюкзаки, Василий отошел чуть в сторону и прислушался. Тишина. Шуршал ветер, поскрипывали стволы старых деревьев, сыпало на голову. Кепка уже намокла, и когда он тряс ее, на землю летели крупные брызги. Куртка на плечах тоже придавливала сыростью.
«Лишь бы не заболели, — Василий ускорился и снова пристроился в голове колонны, — хотя, говорят, на войне никакая хворь не пристает».
После перераспределения тяжестей внутри отряда школьники заметно прибавили ходу. Василий посмотрел на часы. В таком темпе они передвигались уже около часа. Погони слышно не было. Это и тревожило, и придавало оптимизма одновременно. «Плохо, если они подойдут бесшумно, — размышлял Василий, оборачиваясь и подгоняя уставших ребят, — впрочем, что изменится, если они подойдут шумно? Нет, надо, что бы они вообще к нам не приблизились. А для этого поспешим, — он усмехнулся. — Вот будет номер, если окажется, что за нами никто не гнался!»
Часа через полтора ускоренного хода ребята стали отставать. Василий увлекся, погрузился с головой в мысли и понял это, лишь когда оглянулся и не увидел за спиной никого. Ближайший подросток — Володя Гриценко — тяжело переставлял ноги шагах в пяти позади. Смагин остановился. Скинул рюкзаки и прижался спиной к ближайшему дереву. «Половина седьмого. До рассвета часа полтора. А до Лабы еще километров десять. Это если мы километров пять прошли. Может, зря мы так спешим? Кто бы знал… — он тяжело вздохнул. — Ладно, надо хоть чуть-чуть отдохнуть».
Школьники подходили по два, по три, реже группой. Поравнявшись с тренером, ребята сбрасывали котомки и падали на траву. Благо, в темноте вся она казалась чистой и густой. Девчонки, несмотря на то, что не несли тяжестей, выглядели не менее уставшими, чем мальчишки, и тоже валились в траву без сил. Последним подошел, кое-как удерживая на плечах съехавшие на бок рюкзаки, Журавлев. Отдуваясь, он кинул их в кучу и упал рядом с одноклассниками. Дети хрипло и громко дышали.
Смагин оттолкнулся от дерева спиной и опять прислушался. Порывы ветра несли в спины мокрую пыль и звуки. Пощелкивали ветки, заплетались, раскачивались. Что-то стукнуло вдалеке, там, где они недавно прошли. Будто дерево о дерево. Приглушенно. И снова тишина. Приклад? От напряжения слуха у Смагина выступили слезы.
— Тихо все! — Школьники послушно замерли и затаили дыхание.
Где-то в глубине леса за самыми дальними деревьями вдруг блеснул короткий луч и пропал. Смагина обдало холодным потом.
— Все ребята, шутки кончились. За нами идут. И, наверняка, не для того, чтобы пригласить на чай.
— А кто идет? — бестолково шепотом поинтересовался Дима Долгов.
— Не знаю кто, но идет — точно — фонарь вон там блеснул. — Дети обернулись в указанном направлении. А первые, самые сообразительные, уже поднимались, торопясь. Глядя на них, заторопились и остальные. У кучи рюкзаков мгновенно образовалась легкая толчея.
— Отставить, — хрипло прошептал Василий Никитич, — рюкзаки бросаем здесь. Живы будем — вернемся за ними. А сейчас все за мной. Журавлев — замыкающий. — Тот кивнул. — Казаки, если у кого из девчонок сил не останется, как хотите — хоть несите их. Но чтобы не останавливаться. От вашей дыхалки сейчас не оценка — жизнь зависит. Бегом марш! — Смагин сразу взял рваный темп. Где местность позволяла, он тут же переходил на бег, А там где деревья, валежник или высокая трава не давали разогнаться, Василий Никитич сбавлял скорость, но всегда старался держать ее максимально высокой. Он рассчитывал на то, что и их преследователи тоже далеко не «бетмены» и им приходится также тяжело, как и его отряду. Все это время он легко выдерживал направление на станицу — помогали предусмотрительно оставленные зарубки, сделанные Трофимом. «Эх, Трофим, Трофим, спасибо тебе»! Свежие, они еле — еле белели на темном фоне деревьев. Василий легко находил следующую зарубку, но только потому, что знал, где искать. Отсчитывал двадцать шагов от предыдущей и поднимал голову. Находил очередную памятку от Трофима, которые Линейный наносил с поразительной точностью, и шел дальше, уверенный, что найдет заметку и еще через двадцать шагов. Он только один раз не сразу обнаружил метку и то потому, что обходил в темноте подозрительный провал в траве — может, блиндаж Великой Отечественной, и немного сместился вправо. Всего метра на три. К счастью, он вовремя понял свою промашку. Сейчас ошибаться было нельзя. Смагин очень надеялся, что преследователи не заметили подсказок от Линейного и идут только по их следам. Это давало шанс оторваться.
«Им же приходится иногда останавливаться, отыскивать, разглядывать с фонарем отпечатки подошв на сырой листве, — размышлял Василий Никитич, — к тому же они не знают, кто идет впереди. Понятно — дети, да и то, не обязательно, что понятно. У современных подростков ступни ничуть не меньшего размера, чем у взрослых. Цыплячий вес и легкие отпечатки? Но чтобы это разобрать в ночном лесу да сделать верные выводы, нужно обладать, по меньшей мере, талантами Чингачкука. В общем, шанс уцелеть есть и вполне реальный».
Не останавливаясь, он несколько раз оглядывался, пытаясь что-нибудь разглядеть в ночном лесу, но кроме бесконечного ряда ближайших деревьев не видел ничего. Дети держались кучно, стараясь двигаться за Смагиным. Они шумно дышали и вообще шли громко, загребая листву ногами, ломая валежник, попадающий под ноги. В густой темноте, когда сырость летит и из-под ног, и с черного неба, трудно было идти по-другому. Василий понимал это и не требовал от них бесшумного передвижения. «Это всего лишь дети, не спецназ», — останавливал он себя всякий раз, когда очень хотелось сделать кому-нибудь замечание. К счастью, даже ветер пока находился на стороне беглецов и продолжал упорно дуть им в спины.