Атомный век
Шрифт:
– Рябцев, давай мне связь с базой! Связь нужна!
Колюшка Рябцев хотел было сказать: «Не верю!» и поспорить горячо со вкусом, как он любил, но вовремя вспомнил, с кем разговаривает, и взялся за тангетку:
– Руслан, Руслан, я Алмаз, я Алмаз. Как слышите? Приём.
– Вызывай, вызывай, – велел Берзалов в ответ на недоумённый взгляд Колюшки Рябцева, который, должно быть, давно решил, что надрываться бессмысленно, потому что в эфире раздавался один бесконечный космический гул.
Страх, который было отпустил его, пока он ходил в школу, снова принялся теребить душу. И Берзалов стал сомневаться, правильно ли всё
***
Связи не было и в пять, и шесть, и в семь, а в восемь, когда они порядочно отъехали от Хмельца и когда распогодилось и даже из-за облаков нет-нет да выглядывало солнце, Берзалов скомандовал привал. Он как раз приметил за берёзовой опушкой поляну и приказал двигать туда. СУО показывала отсутствие противника в радиусе пяти километров, а радиация была в норме, каких-нибудь семь-восемь рентген.
– Федор Дмитриевич, выставь охранение. Разбей бойцов на двойки и займи позиции. Всем спать два часа.
Небо на юго-западе было тёмным и мрачным. Там то и дело сверкали зарницы без грома. Бронетранспортёры замаскировали камуфляжными сетями. Гуча испросив разрешения развести костёр, сбегал в речке, которая текла в овраге, и принёс два ведра воды для чая.
– Я, товарищ старший лейтенант, полагаю, что чайком мы себя можем побаловать?
Лицо у Гучи, как всегда, было несерьезным, на нём застыла смесь плотоядной ухмылки и готовности услужить.
– Можем, – согласился Берзалов, – смотри, чтобы только дыма не было.
– И не будет, будьте спокойны, – заверил Гуча, – я после недельного сидения в яме до сих пор напиться не могу. И зачем меня мама рожала?
– А чего так?
– Да ржавой селёдкой кормили, гады, а пить не давали. Я в жизни столько селёдки не ел и последние сутки точно не выдержал бы, почки вообще посадил, – пожаловался он с коротким смешком, тем самым давая понять, что добро помнит и не забудет до гробовой доски.
Гауптвахты, как таковой в виде здания, в гарнизоне, разумеется не существовало, её заменяла «яма» глубиной три с половиной метра, обустроенная, правда, лежаком и ведром. Сверху «яму» накрывали решёткой, а во время дождя – ещё и плёнкой, да и то только если караул снизойдёт. Режим, конечно, в отличие от «ям» для солдат противника, был мягким: кормили, как положено, три раза в день, а уж что давали, то это исключительно на совести коменданта. Так что Гучу, похоже, проучили, если не от души, то по крайней мере, с чувством выполненного долга, так чтобы пробрало до копчика и не тянуло нарушать воинскую дисциплину.
– Меньше пить будешь, – равнодушно посоветовал Берзалов, полагая, что совет всё равно не поможет. Гуча как искал приключений, так и будет продолжать их искать.
– Это точно, – подобострастно согласился Гуча, – водка нас погубит.
Берзалов нашёл себе местечко под осиной, бросил коврик, расстелил спальник и, не снимая ботинок, а только расшнуровывав их, завалился спать. Даже учитывая, что они весь день собирались, а потом не спали всю ночь, ему нужно было не более часа, чтобы прийти в себя.
Ровно через час он проснулся свежим и бодрым. Солнце висело высоко, юго-запад по-прежнему был мрачен, там громыхали далёкие зарницы, здесь же щебетали птицы, даже порхали ранние бабочки – вроде как и войны не было, только настроение стало препаскуднейшим: приснился ему север и родители, а ещё собака Рекс, и как всё было
– Товарищ старший лейтенант, чайку? – предложил Гуча, то бишь Болгарин, который был дневальным и который уже успел перемазаться, как трубочист.
– Как ты думаешь, Андрей, есть ли в мире справедливость?
Гуча удивился и ответил, едва заметно пожав плечами:
– Конечно, есть. Вот вы меня вытащили из «ямы». Это справедливость. Или Буру помогли.
– Как? – в свою очередь удивился Берзалов, хотя, конечно, подразумевал совершенно другую справедливость, вселенскую, что ли? От которой всё зависит, родина, бригада, их глубокая разведка в том числе. Да и вообще, ему казалось, что справедливо было бы, если бы они всё-таки выиграли, а не проиграли эту третью мировую войну. Американцы почему-то так и не удосужились закрепить успех. А может, ждут, когда мы здесь от радиации сдохнем? – предположил Берзалов. Многие в дивизии задавали себе этот вопрос, но вразумительного ответа как не было, так и нет.
– Ну… исполнили его мечту, – простодушно объяснил Гуча, пряча глаза.
Берзалов давно заметил, что здоровяк Гуча с офицерами ведёт себя весьма скромно, показывая всем своим видом, что он не такой буйный, как кажется. Но глаза его выдавали с головой. В них нет-нет да и проскакивали искры безумия. Впрочем, Берзалову было не до психоанализа. Психоанализ в армии с лихвой заменяет устав, и Гуча это прекрасно осознавал, но иногда залетал, вот его и учили с помощью ржавой селёдки и ямы.
– Он что, мечтал попасть в разведку?! – спросил Берзалов с иронией, будто никогда не слышал о Буре.
– Да не только в разведку. Он мечтал завоевать уважение.
– А-а-а… – понимающе согласился Берзалов. – Считай, что это ему удалось.
– Правда?.. – искренне удивился Гуча.
Берзалов понял, что этот разговор почему-то важен для Гучи, но не стал вдаваться в подробности. Дружат они, что ли? – вспомнил он. Только странная это дружба: здоровяк Гуча и толстяк Бур. Пат и Паташонок. Кажется, их так и звали за спиной. Значит, Бура надоумил Гуча, решил Берзалов. А ещё они, кажется, из одного южного города? Точно – из Донецка. Бывал я там проездом, вспомнил Берзалов. Пиво там «сармат» хорошее, а ещё женщины красивые – чёрноглазые, длинноногие, ну и жарко, конечно, асфальт плавится.
– Конечно, правда, – ответил он, расставаясь с воспоминаниями, как хорошо жилось до войны и как мы были счастливы, только этого не понимали, были недовольны всем и вся. Жаждали перемен. Горланили на Болотной площади. И дождались-таки. – После первого боя увидим, – сказал он.
– Ну-у-у… а как он сегодня?..
– А зачем тебе?
Неужели, чтобы посмеяться? – удивился он.
– Да просто интересно… – сказал Гуча, из-за ложной скромности пряча глаза.
– В общем-то, на высоте для первого дня, – согласился Берзалов. – Ну… если не совсем на высоте… – поправил он себя, вспомнив, что Бур забыл оружие, – то вполне… вполне… Может, так из него десантник и получится?