Атомный век
Шрифт:
Пробуждение же было ужасным. На него лили то ли воду, то ли мочились, и при этом кто-то страшно ругался. Гуча попробовал было оказать сопротивление и даже протянул руку за автоматом, но получил два сильнейших удара в живот, решил приберечь силы и покорно улёгся на полу.
– Кто такие?! – орали на них, замахиваясь прикладом или тыча в лицо стволом.
– Что вы здесь делаете?!
– Откуда приперлись?!
Потом их куда-то грубо потащили, пиная по дороге, как мешки с картошкой, и к своему ужасу они очутились в глубоком и мрачном подвале, где не было ни капли воды, а воздух был, как в могиле.
Гуча для порядка поорал, требуя выпустить их или хотя бы дать воды, ничего не добился, изнемог и забылся.
В это время Берзалов со своей группой благополучно достиг бронетранспортёра и, цепенея от злости, молча выслушал доклад Русакова. Оказалось, что всё хорошо, как в песенке о прекрасной маркизе, и соляру летней марки нашли, и пути отхода определили – всё хорошо, кроме одного – пропали Гуча и Бур. Берзалов даже не стал уточнять, кто именно разрешил Гуче действовать самостоятельно: всё было написано на лице у Русакова. Капитан был сам не свой. Распекать его не хватало сил, а главное – время текло, как песок сквозь пальцы. Гаврилов! Гаврилов! Гаврилов! – крутилось в голове у Берзалова. Но и бросать бойцов было у десантников не принято.
– Приказываю, – сказал Берзалов, больше не обращая внимания на капитана, – отвести машину на другой край города, здесь оставить наблюдателя на случай, если эти два охламона явятся, а остальным искать их и искать. Так. – Берзалов посмотрел на часы. – На всё дело у нас не более трёх часов. Потом, независимо от результата, уходим.
Капитан Русаков прочистил горло, как будто у него что-то в нём застряло, и спросил, избегая смотреть в глаза Берзалову:
– А куда они могли податься?..
Эх, подумал Берзалов, чему тебя учили, капитан, кроме как летать? Всему чему угодно, но только не умению пользоваться ежовыми рукавицами.
– Учитывая, что Гуча всегда и неизменно залетал по выпивке, – объяснил он так, чтобы капитан понял, какого он дал маху, и что ещё долго придётся расплачиваться за промашку, – искать надо в ближайших магазинах или в канавах.
– Кабы я знал… – начал оправдываться Русаков, мотнув, однако, упрямо седым чубом.
– Вашу-у-у… Машу-у-у! Потом… потом… капитан, – сказал Берзалов, не меняя тона. – Времени нет. Молись богу, чтобы мы их нашли до вечера.
Только он прыгнул на броню, только приготовился к движению, ухватившись за ствол пушки, как в наушнике что-то зашуршало и незнакомый голос произнёс:
– Привет, лейтенант… Хм… меняю твоих двоих на моих троих.
– Это которых? – нашёлся Берзалов, и душа у него похолодела. – Это которые хотели уйти в степь?
– В степь?! – удивился голос. – Хм да… Однако… Я понял, что ты их уже наказал? – спросил он.
– Кто это вообще?.. – словно бы между делом поинтересовался Берзалов, делая знак Филатову, чтобы он двигал вперёд, потому что оставаться на одном месте было крайне опасно, тем более, что их уже обнаружили, и ещё потому что, возможно, им просто зубы заговаривают, а сами делают обходной манёвр.
– А это тот генерал, у которого ты бронепоезд подорвал, – вкрадчиво ответил голос, давая понять, что он знает обо всём-всём:
– А-а-а… – догадался Берзалов. – Петр Матвеевич…
– Он самый, – согласился голос.
Был он густой и бодрый, и должно быть, принадлежал живчику. По крайней мере, у Берзалов сложилось именно такое впечатление.
– Ну, не знаю… – сказал Берзалов так, чтобы прежде времени не раскрывать карты. – У нас только один ваш, да и то бандерлог американский.
– Ага… – догадался генерал, – Джон?..
– А мы не спрашивали, – сообщил Берзалов.
– Парень он неплохой, так что вы не очень…
– Да нам по барабану… – он едва не добавил: – «Вашу-у-у… Машу-у-у!»
– И то правильно, – согласился вдруг генерал Грибакин. – Назвался дезертиром, полезай в кузов. Эта степь меня уже задолбала. Думаешь, они у меня первые на юга бегут?
– Не думаю, – согласился Берзалов.
– Бог с ними. Разговор не об этом. Как бы нам встретиться и поговорить, – предложил генерал. – Откуда ты такой? Это вроде моя земля.
– C севера я. От большого дяди. А фамилия моя Берзалов.
– Тише ты, больше ни слова, – испугался вдруг генерал. – Мост знаешь за станцией? Вот на нём и встретимся через десять минут.
– А-а-а?.. – начал говорить Берзалов.
– Не бойся, приду один, – бодро прервал его генерал Грибакин. – Если ты мне хорошую весть принёс, сынок, то обниму и отпущу с миром.
– К мосту! – скомандовал Берзалов. – Вашу-у-у… Машу-у-у!
– К какому? – хладнокровно уточнил Клим Филатов.
– К станционному! Вашу-у-у… Машу-у-у! – и снова он был зол в хорошем смысле слова, потому что злость делала его быстрым и хладнокровным.
И они понеслись прямо через брошенные огороды, срезая углы на поворотах. И Берзалов впервые почувствовал, что им начало везти, и не просто везти, а буром везти. Если то, о чём я только догадываюсь, правда, то, считай, дело сделано, с надеждой сумасшедшего мечтал он: и Гаврилова найдём, и Комолодун разведаем.
Глава 8
Город теневых людей
Генерал Грибакин оказался невысоким, плотно сбитым и чрезвычайно подвижным человеком. Был он одет в кожаную куртку, галифе и сапоги. Его лысина сверкала под лучами зеленоватого солнца. Из таких хорошие боксеры получается, невольно выдал ему аванс Берзалов и спросил в первую очередь:
– Связь есть?..
Он ещё не услышав ответа, уже понял, что связи нет и никогда не было – вообще не было, иначе Грибакин не крутился бы здесь бесцельно на своём бронепоезде и не скупал бы рабов у бандитов. Не было в этом кручении никакой перспективы, одна суета, призванная придать хоть какой-то смысл жизни после термоядерной войны. Будущее было ужасным, и полагаться на него могли исключительно такие личности, как генерал Грибакин. Должно быть, Грибакин ощущал будущее чисто интуитивно, как лягушка, попавшая в кувшин с молоком: прыгай, прыгай, и ты найдёшь выход. Собственно, Грибакин это будущее и творил на руинах печального прошлого, только не знал результата своих деяний, ибо не с чем было сравнивать, а теперь он нашёл, с чем или с кем в лице старшего лейтенанта Берзалова.