Атомный век
Шрифт:
– Бур погиб!
– А мы ведь вас, Роман Георгиевич, ждали, – сказал Русаков так, словно облегчал его душу. – До утра ждали. Всю ночь ждали и атаки отбивали.
– Почти все ракеты и фальшфейер пожгли, – добавил Сундуков, выпучив свои изумлённые жизнью глаза.
– Как утро, а сейчас что? – удивился, пьянея Берзалов.
Но пьянел он странно: какая-то часть его оставалась абсолютно трезвой, и мозг анализировал ситуацию.
– Сутки вас не было, товарищ старший лейтенант… – объяснил Гуча, как всегда стеснительно глядя себе под ноги. – Мамой клянусь!
– Бур погиб… – объяснил им Берзалов, потому что не понял их реакции. – Спас
Кец уже висел на нём: «Дядя Роман!» А Сэр прыгал от радости и всё норовил лизнуть в губы.
– Недаром он просился в разведку, – как показалось Берзалову уныло, сказал Гуча и незаметно для всех приложился к фляжке со спиртом.
– Бур погиб… – снова сказал им Берзалов, чтобы их наконец проняло до печёнок. – Неужели не понятно?! Надо пойти и всех их покромсать! Все! До единого!
– Пойдём, лейтенант, обязательно пойдём, – как с больным, заговорил капитан Русаков.
– Нет! – сбросил с плеча его руку Берзалов. – Вы не поняли! Надо пойти сейчас, пока не поздно.
И вдруг его вдруг осенило: что идти-то некуда, что это тот самый временной континуум, о котором они болтали, давным-давно закрылся и что ему страшно повезло, что он унёс ноги из другого времени, где происходят совсем другие события, совсем другие войны и где старший прапорщик Гаврилов, совсем не похожий на настоящего Гаврилова, почему-то воюет в славном городе Смоленске. Может, зря я его? – со стыдом подумал Берзалов и всё никак не мог решить этот вопрос: зря он ударил или не зря, и зачем Бур взорвал гранату? Эти вопросы его мучили всю жизнь, но он так и не нашёл на них ответа.
***
В сам Харьков, над которым в медленном хороводе застыли чёрные тучи, уходящие в поднебесье, Берзалов не пошёл. Памятуя слова генерала Грибакина, обежал его западнее, пока странные тучи не остались в тылу. Мало ли что там, сказал он сам себе. Опять же «зелёная», то бишь «умная пыль». Что это такое? Никто не знает.
Трассу М-20 пересекли между Дементеевкой и Слатино, а потом, повинуясь голосу Спаса, повернули на юг, двигаясь не по основным дорогам, а вдоль лесопосадок, маскируясь длинными полосами радиоактивной пыли, которую поднимал ветер и засыпал бесплодные поля.
И ничего с ними не произошло. Никто на них не напал, никого они не обнаружили. Разве что гражданских, похожих то ли на «дубов», то ли на бродяг. А к вечеру того дня неожиданно нашли горючее в деревне Синичино. Хорошее было село – тихое, уютное, вдали от дорог и больших населенных пунктов. С одной стороны круто возвышался древний берёг, сложенный из белой глины, а с другой – сколько хватало глаз, простиралась равнина, древнее дно моря, заросшее сосновым лесом, через который протекала широкая и полноводная река – Северский Донец. В воздухе стоял запах чабреца. Даже радиация здесь была почти что в норме, хотя Харьков находился всего в пяти часах езды по прямой. Однако сказывались низина, холмы, леса и река. Если бы не зеленоватый цвет неба, можно было даже забыть о минувшей войне. Наверное, таким выглядел рай, когда в нём забыли о людях, подумал Берзалов.
– Хорошо… – сказал Русаков, спрыгивая на землю и изгибаясь, как лук.
Берзалов промолчал, ему было не до лирики. Кец с криком: «Ура!!!» бросился к реке. Сэр хватал его за запятки. Припёрся беззубый столетний дед с клюкой в руках:
– Дмитрием меня зовут. Вы чьи будете, хлопцы? – прошепелявил он, пристально глядя подслеповатыми глазами.
– Мы, дедушка,
– Неужто? – изумился дед Дмитрий.
– Они самые, – подтвердил Берзалов.
– Из самой Москвы?
– Из самой.
– Значит, стоит, родимая?
– Стоит… куда она денется, – соврал Берзалов, потому что скажи правду, дед ещё с расстройства возьмёт да окочурится.
– Это хорошо! – обрадовался дед Дмитрий и перекрестил ту часть света, где в его понимании была столица.
– Один вы здесь? – спросил Берзалов.
– Три семьи, одни старики. У нас-то глухомань, – наклонившись, вроде как по секрету, сообщил он с непонятным намеком.
– Да видим, видим, – сказал Берзалов. – А укрепрайон от вас далеко?
– Чавой? – спросил дед Дмитрий. – Не-е-е… у нас тихо, – и снова возгордился этим обстоятельством.
Должно быть, у них, действительно, здесь тихое место, решил Берзалов, местный рай на фоне атомного века.
– Я говорю, о Комолодуне что-нибудь слышали?
– Мы, милок, здесь, как в тридевятом царстве, – засмеялся дед Дмитрий, обнажая десна без единого зуба, – давно ничего: ни хорошего, ни плохого не слышим. Глухомань небесная.
– А на постой у вас встать можно? – Берзалов понял, что от деда большего не добьёшься.
– А чего ж нельзя?! – обрадовался дед Дмитрий. – Выбирай любой дом, все пустые, и живите, сколько хотите.
– На одну ночь, – сказал Берзалов.
– А хоть на сто лет! Пойду старуху обрадую – военные вернулись. Курицу зарежем… самогона достанем… Вечерком посидим… – пригрозил он.
Поглядел Русаков на деда Дмитрия, который поспешал по единственной улице деревни, как молодой, и ехидно бросил Берзалову:
– Где этот укрепрайон, лейтенант?.. А?.. Что мы ищем?..
Разумеется, Берзалов давно сообщил ему о приключениях генерала Грибакина в районе Харькова, но, похоже, капитан то ли не поверил, то ли не принял к сведению. Берзалов не стал спорить. Надоело ему спорить, потому что сколько можно спорить даже с самим собой. Он ещё не отошёл от утренней трагедии, и на душе у него было муторно. Надо было привести себя в порядок и собраться с мыслями. А мысли у него неизбежно возвращались в Буру и его последнему крику. Вот Берзалов и гадал, почему экипаж Гаврилова напал на них? Ответа не было, поэтому он и мучился, а вступать в пререкания с капитаном не хотел. Не тот случай. Кто и как уничтожил пять предыдущих разведок, тоже непонятно. Мало того, у Берзалова появилось ощущение, что все они погибли или по глупости, как вертолетчики, которые летали по одному и тому же маршруту до деревни Поныри, или попали в засады, которые, как известно, не имеют постоянной дислокации. Значит, что?.. – думал он. Значит, укрепрайон существует реально, контролирует область и периодически устраивает засады. Вот то единственное правдоподобное объяснение, происходящему. Но делиться с капитаном свои выводами посчитал преждевременным, потому что капитан был настроен скептически. Берзалов давно заметил у него эту чёрту характера. Похоже было, что пока капитан сам не убедится, не пощупает руками, верить кому-либо на слово не намеревался. Самое странное заключалось в том, что он также не поверил в лоферы, а теневые люди были для него всего лишь случайностью, игрой природы, а не паразитами, пришедшие следом за инвазивными захватчиками, как решили все. В общем, капитан раздражал Берзалова, как соринка в глазу.