Атомный век
Шрифт:
– Иван! – окликнул Архипова Берзалов. – У нас консервы остались?
– Остались, товарищ старший лейтенант, – ответил Архипов.
– Выдашь населению для поднятия духа.
– Есть выдать для поднятия духа, – отозвался Архипов.
– Да мы понимаем, – стал оправдываться другой дед, которого называли Ильей и который недобро поглядывал на старуху, взявшуюся рассуждать о пенсиях, – власти сейчас не до нас. Ей бы самой продержаться. Такую войну-то выиграли. Теперь надо с лиходеями справиться.
– С какими лиходеями? –
Какие ещё могут быть лиходеи с этом глухом места – «дубы», больше некому.
– Да говорят, сами мы не видели…
– Нет, не видели, – закивали старухи.
– Говорят, что вместо людей новая раса появилась, – пояснил дед Дмитрий и покосился на луну-череп, которая вовсю светила с чёрных небес.
– Какая раса? – страшно удивился Берзалов, не придавая сообщению никакого большого значения. Мало ли что болтают в такой глухомани.
– Говорят, что людям конец, – почему-то шёпотом сообщил третий дед Иван, у которого не было глаза, и он чаще других оглянулся на ближайшие кусты малины.
– Это ясное дело, – басовито согласился Гуча и робко потянулся за солёным огурцом.
Он проявил не свойственную для него сдержанность, пить не стал, хотя самогон был абрикосовым, пахучим, как елей. Поел и ушёл вместе с Сундуковым сменять караульных. Молодец Архипов, похвалил Берзалов. Вымуштровал экипаж. Эх, жаль Бура. Погиб Бур. И Гаврилова тоже было жаль, только с какой-то ущербностью, с обидой в душе, хотя, должно быть, настоящий Гаврилов, конечно же, на него не нападал, а, должно быть, исчез в этом самом Харькове. Берзалов давно догадывался об этом, только никому не говорил. Чего говорить? В донесении он об этом указал, но донесение из-за отсутствия связи лежало в памяти СУО.
В сумерках зажгли керосиновые лампы. Поговорили ещё о том, о сём. Вспомнили довоенное время, Сталина, который не допусти бы такого безобразия, и Берзалов, взглянув на поднявшуюся луну-череп, сказал:
– Спасибо за хлеб и соль. Очень вкусно. Самогон классный. Но нам пора.
Его стали уговаривать ещё посидеть, мол, когда ещё выпадет случай. Но Берзалов, вдруг ощутив сильный прилив сонливости, сказал:
– Завтра рано вставать. Мы ж не просто так, а на задании. – И заработал иронический взгляд капитана Русакова.
Вот, гад, подумал Берзалов, разлагает мне дисциплину. Сбежал бы ты от нас, что ли?
– А-а-а… – понимающе сказал дед Дмитрий. – Ну, это другое дело.
И от Берзалова отстали. Вначале он заскочил в бронетранспортёр. У связанного Касьяна Ёрхова была чёрная от побоев физиономия. Каждый уважающий себя член экипажа вымещал на нём злость за Ивана Зуева. Архипов сидел на месте стрелка.
– Отпустишь его утром, – тихо сказал Берзалов.
Архипов вопросительно уставился на него.
– Иначе забьёте. Что с ним делать, не убивать же в самом деле?
– И то правда, – согласился Архипов. – Хорошо, ладно. На рассвете отпущу.
Берзалов пошёл к себе в дом, где в горнице горела лампа и была расстелена постель, сумел ещё побриться, борясь со сном, и завалился прямо поверх одеяла. Впервые за несколько суток он спал, вытянув ноги, без ботинок. Снилась ему Варя и пёс породы эрдельтерьер по кличке Африканец, с которым Варя приходила на свидание. Гулял они в Летнем парке, и народ пялился на благородного красавца Африканца.
Разбудил его Архипов:
– Товарищ старший лейтенант!.. Товарищ старший лейтенант!..
– А! Что?! – Берзалов, схватился за пистолет, который лежал у него под подушкой, сел и спросил. – Долго я спал?
Он испугался, что проспал всё на свете, но за окном только-только начал сереть рассвет.
– Сканер сигнал поймал, – почему-то шёпотом доложил Архипов, всем своим видом показывая, что наконец-то нашли то, что так долго искали.
– Не может быть… – так же шёпотом отозвался Берзалов, ещё не придя в себя.
– Продолжительность пять с половиной секунд. Засекли и взяли азимут. Судя по мощности, совсем рядом, – говорил Архипов в третьем лице, принижая свои заслуги, потому что ему выпало дежурить в бронетранспортёре, и он, разумеется, накануне даже не пил самогона.
Берзалов открыл карту:
– Показывай.
– Вот здесь – ткнул Архипов туда, где петляла река.
– Ага… – сообразил Берзалов, – здесь горы, почти как в Карпатах.
– Так точно. Из этих гор и пришёл.
– Молодец, что разбудил. Поднимай наших, но тихонько, огня не зажигайте. Выдвинемся, посмотрим, что это такое.
Через пять минут все, кроме Гучи и Колюшки Рябцева были готовы к движению. Последних надо было снять с постов.
– А где капитан? – спросил Берзалов, вскарабкиваясь на борт.
О капитане Русакове все словно позабыли, как о прибившемся щенке, а потом вспомнили, как всегда, в самое неурочное время, кинулись искать, но не нашли.
– Ушёл… – предположил Сундуков и выпучил на Берзалова честные-честные глаза.
– Я последний раз видел его в бане, – сказал Архипов, и его физиономия в отличие от физиономий всех других, не выражала сомнения: сбежал капитан, точно сбежал.
Ну и бог с ним, куда же ему, дураку, деваться? – рассудил Берзалов. Ему же штрафбат светит. А ведь мог во сне всех порешить. Я бы так и сделал, если бы надумал бежать. Концы в воду, и в «дубы» – век не найдут. Поэтому он убеждённо сказал:
– Здесь он. Плохо искали.
– Да, я знаю, знаю, вражина он. Только и глядел, как бы пятки салом смазать! – заявил обычно молчаливый Клим Филатов и сжал автомат так, что казалось, сломает цевьё.
– Может, он на каком-нибудь сеновале спит? – предположил Берзалов, вспомнив, что капитан накануне засиделся со стариками.