Аут
Шрифт:
— Срочно, важно, лично! Какой-то мужчина хочет говорить с вами по телефону.
Клоппе посмотрел на часы: одна минута десятого.
— Слушаю! — сказал он, сняв трубку.
— Мистер Хомер Клоппе?
— Да.
— Мы с вами незнакомы, но в вашем банке находятся мои деньги.
— Слушаю вас.
— Вы уже встречались с моим доверенным лицом, Мортимером О’Бройном.
В голове Клоппе зажглась маленькая красная лампочка. Этим мужчиной может быть только Этторе Габелотти — клиент Диего и компаньон Дженцо Вольпоне. И тут же перед глазами банкира запрыгали цифры — 828384… «Мамма».
— Сейчас
— Слушаю.
— 21877… «ГОД».
Клоппе словно пронзило током. Он сдвинул брови и плотно сжал губы. Итак, его подозрения относительно Мортимера О’Бройна подтвердились… Нечестный человек дал своему хозяину вымышленный номер. К сожалению, он мог помочь Габелотти не более, чем Вольпоне… Обезличенным голосом утомленного человека он сказал:
— Извините, но я не понимаю, о чем вы говорите.
— Что-о? — пророкотал его собеседник.
— Информация, которую вы мне сообщили, не имеет никакого отношения к существующей в нашем учреждении.
— Что вы такое говорите! Что вы говорите?
— Ничем не могу вам помочь, сэр. Вы ошиблись. Всего доброго, сэр, — сказал Хомер и положил трубку. Затем звонком вызвал Марджори.
— Если вдруг опять позвонит этот человек, меня нет!
— Хорошо, сэр.
Оставалось ровно сорок пять минут до приема у дантиста. В силу привычки он нацарапал эти цифры на листе бумаги.
Вот уже пять дней, как в «Трейд Цюрих бэнк» лежат два миллиарда долларов Дженцо Вольпоне. Хомер мгновенно перевел их в Шаан, своему другу Эжьену Шмеельблингу, «банкиру всех банкиров».
Его собственный интерес уже составил 547 940 долларов.
В дверь постучали: три легких и один сильный удар. Орландо Баретто приоткрыл дверь. Итало Вольпоне боком проскользнул в квартиру.
— Где она?
— В спальне.
Вольпоне вошел в комнату. Инес лежала на горе подушек у радиатора центрального отопления и листала правой рукой журнал мод. Левая была пристегнута к секции радиатора наручниками. Она отложила журнал и посмотрела на Вольпоне отсутствующим взглядом.
— Писать умеешь? — спросил Итало.
Ландо удивленно посмотрел на него. Задавать такой вопрос девушке, проучившейся три года в университете, просто глупо!
Ландо почти не спал всю ночь. По приказу своего падроне он одел на Инес наручники. После того что произошло на лесопилке, она не упрекнула его даже взглядом, но и разговаривать с ним не захотела. Она упорно, враждебно и презрительно молчала. Было договорено, что Ландо будет подавать ей телефон всякий раз, когда раздастся звонок. Длина цепочки наручников не позволяла ей самой подходить к аппарату. Так решил Вольпоне. Он считал, что негритянка должна сама отвечать на звонки, чтобы не вызвать подозрений у своих клиентов. Естественно, через прослушивающую трубку Ландо следил за темой разговоров, открывая для себя неизвестные аспекты жизни своей бывшей любовницы. Ей звонили подружки-манекенщицы, такие же, как и она, проститутки, какой-то немец и итальянец. Первый был импресарио, второй — известный фотохудожник. Инес вежливо отклонила предложение сняться для популярного журнала
— Мои двоюродные братья, — объяснила Инес. — Они здесь проездом… Дипломаты… Придут ко мне в гости.
Ландо занервничал.
— Могла бы сказать, что тебя не будет.
— Мы не виделись уже два года. Везут мне подарки… Если не хочешь, можешь не открывать…
— Если будешь продолжать так со мной разговаривать, размозжу тебе голову.
Ему ужасно хотелось ее. Понимая, что это невозможно, он бесился…
— Пиши, что я тебе продиктую, — сказал Итало, протягивая ей лист бумаги и ручку.
Глазами она показала на наручники.
— Они мешают мне.
— Правая рука свободна, нет?
— Я левша.
— Освободи ее.
Ландо вставил в замок наручников маленький ключик. Инес потерла правой рукой затекшее левое запястье и взяла бумагу.
— Секунду, — сказал Вольпоне. — Мне нужна твоя фотография. Без одежды…
Она подошла к комоду, выдвинула ящик и достала альбом фотографий. Выбрав одну, небрежно протянула Итало. Тот мельком взглянул на нее и молча сунул в карман. Инес легла на кровать на живот, взяла ручку в левую руку и положила перед собой лист бумаги.
— Диктуйте, — не посмотрев на Вольпоне, сказала она.
При других обстоятельствах Хомер Клоппе непременно обратил бы внимание на растерянный вид профессора Штроля, его вялое, безжизненное пожатие. Но, погруженный в свои личные переживания, он просто ничего не замечал.
— Миссис Штроль нет дома? — спросил он из чистой вежливости.
— Скоро придет… — чуть слышно ответил Штроль и быстро повернулся к банкиру спиной, чтобы тот по выражению его глаз чего-нибудь не заподозрил. — Устраивайтесь, пожалуйста… Сейчас я вами займусь…
Он сделал вид, что готовит на металлическом подносе инструмент.
Клоппе тяжело опустился на диван черной кожи, который мог быть и креслом, и операционным столом, в зависимости от наклона спинки. Он снова окунулся в свои мрачные мысли, забыв о времени и месте, где находится, когда неожиданно яркий свет рефлектора, направленный Штролем прямо лицо, вернул его к реальности. Он зажмурился, чтобы не видеть эти тысячи слепящих солнц, и почувствовал, как Штроль повязывает салфетку вокруг его шеи. Его молчание удивило Хомера. Обычно профессор, не умолкая, рассказывал бесконечные истории, сам смеялся, сам задавал вопросы и отвечал на них.
— У вас все в порядке? — поинтересовался Хомер.
— Да, да… Сейчас проведем оценку общего состояния ротовой полости.
Аугусту Штролю хотелось закричать Клоппе, чтобы он бежал отсюда. Чтобы убедиться, что все происходящее — не кошмарный сон, он бросил испуганный взгляд в направлении комнатки, где, с приставленной к горлу бритвой, находилась его жена. Портьера шевельнулась и отошла в сторону. Геркулес ободряюще подмигнул ему. И тут же он увидел Ингрид в объятиях другого мужчины, который одной рукой сжимал ее за талию, а другой, приподняв подбородок, поигрывал у ее горла блестящим лезвием бритвы.