Авалон. Возвращение короля Артура
Шрифт:
Король помахал рукой собравшимся. Сверкнули фотовспышки. Король слегка прищурился и опять улыбнулся. А затем, совершенно неожиданно, собравшаяся медиа-армия начала аплодировать. Закаленные профессионалы СМИ, повидавшие много на своем веку, привыкшие ко всему, не просто похлопали знаменитости, а совершенно искренне аплодировали, и не собирались прекращать это занятие. Наоборот, аплодисменты стали еще восторженнее, когда Джеймс, искренне тронутый оказанным приемом, поклонился собравшимся, благодаря за оказанную честь. А уж когда он вошел в толпу и начал пожимать руки, все покрыл шквал аплодисментов.
Этот никем не срежиссированный
Позже скептики скажут, что люди просто снимали напряжение, вызванное ожиданием встречи с человеком, собиравшимся занять королевский трон. Другие ворчали, что это все профессиональные штучки, чтобы растопить лед первой встречи. Третьи считали, что так люди выражали облегчение от того запутанного состояния, в котором оказалась страна после смерти предыдущего монарха.
Возможно, все они были правы. Тем не менее, образ молодого человека с царственной осанкой, вызвавшего восхищение тех, кто много часов ждал его на зимнем холоде, стал идеальным портретом нового короля — факт, который не ускользнул от внимания фоторедакторов национальной прессы. Большинство британских газет поместили именно эту первую фотографию на первой полосе; за ними последовали газеты в Европе, США, Австралии и Канаде, а потом и во всем остальном мире.
Когда аплодисменты на лужайке наконец стихли, Джеймс Артур Стюарт поднял руку, призывая к тишине, и десятки миллионов людей подались вперед, чтобы не пропустить первых слов нового короля.
Глава 22
Джеймс настраивался на противостояние с этими мужчинами и женщинами, полдня прождавшими его на холоде. Он полагал, что встретится с ожесточением, со скептиками, с циниками, приехавшими встретить нового короля-выскочку.
Он смотрел на незнакомые лица, нетерпеливые, надеющиеся, и ему казалось, что в эту минуту — хотя бы в эту минуту — они нуждались в нем и искренне хотели ему удачи. «Ну вот, — подумал Джеймс, — я-то готовился к сражению, а они просто пришли встретить меня».
Энтузиазм толпы поднял его довольно высоко, омыв волнами оптимизма и доброжелательности. Это ошеломило Джеймса, и он не сразу заставил себя найти нужную интонацию для обращения к собравшимся. Поэтому он просто стоял и улыбался. А потом поклонился, благодаря за теплую, хотя пока ничем не заслуженную, встречу. Именно в этот момент отовсюду полыхнули вспышки фотокамер и раздались аплодисменты.
И именно в этот момент Джеймс ощутил смещение времени. Кожу на затылке начало покалывать, внизу живота родилось тошнотворное ощущение, будто земля вот-вот уйдет из-под ног. Сцена перед ним резко изменилась.
Фото- и видеотехника исчезли, исчезла машина, и сам замок. Перед ним по-прежнему стояла толпа, только теперь она стояла на пологом лугу, а кругом поднимался могучий лес. Даже не глядя через плечо, Джеймс знал, что позади стоит королевский шатер, еще недавно принадлежавший Утеру Пендрагону, а рядом с ним у коновязи привязанные лошади. На лугу горели костры, люди грелись у огня. Восходящую луну окружало туманное кольцо, и он знал, что завтра выпадет снег.
Люди пришли ко мне, подумал он. Они чего-то ждут от меня. Чего? Он смотрел на их лица и видел надежду. Что им нужно?
Пробудилось
Он слышал слитное дыхание толпы, слышал шипение трепещущих факелов, потрескивание дров в кострах; он начал мысленно собирать свой народ, вбирать в сердце, и тогда пришли слова, от которых занялось пламя их доблести. Британцы — замечательная раса, они быстро сплачиваются, им знаком страх, но сейчас им не до него, сейчас они готовы терпеливо и стойко встретить даже самое худшее. Они благородны от природы, способны переносить угнетение и несправедливость. Они готовы терпеть и потому их трудно разбудить, но однажды пробужденные, они способны на чудеса героизма.
Битва начинается здесь. Как всегда, битва начинается здесь и сейчас. Прежде чем первый клинок покинет ножны, прежде чем враг будет замечен, начнем с того, что обратим в бегство страх.
Они ждали, что он пробудит в них мужество для предстоящей битвы, поэтому он просто сказал:
— Вы оказали мне честь, собравшись здесь сегодня вечером, и я приветствую вас всех и каждого. — Эти первые слова вызвали вспышку; факелы и костры прошлого снова сменились телевизионными прожекторами.
— В нескольких милях отсюда сегодня похоронили короля, — сказал Джеймс, глядя на восток. — Конец одного правления знаменует начало следующего. Так было всегда на этой земле, и так должно быть сейчас. Я знаю, что в нашей стране есть силы, желающие иного. Но если Бог даст, Британией всегда будет править монарх.
Мной движут не эгоизм или амбиции, единственное, чего я хочу — вернуть Британии ее законное место в мире. Я вижу надежду на ваших лицах, и я тоже питаю надежду. Ибо я вижу в вас стремление к лучшему, к более высокой цели, к более осмысленному существованию, чем то, что предлагает наш материалистический, рациональный век. И вот что я скажу вам: это стремление не напрасно. Оно выросло из нашего наследия, оно рождено в крови истинных дочерей и сыновей Британии.
Это часть характера нашей островной расы — всегда и всюду стремиться заглянуть за узкие рамки времени, места и обстоятельств, увидеть рай, мерцающий на западе. Послушайте, друзья мои, и я расскажу вам легенду.
Джеймс поднял руки ладонями наружу в древнем жесте бардов, призывающих к вниманию. Ничего нового — он уже стоял здесь раньше и произносил слова, которые собирался повторить. Ему не нужно было вспоминать эти слова, не нужно даже думать о них, ибо они записаны в самой его душе.
Он посмотрел на ожидающие лица и выпустил слова на волю, чтобы они снова сделали свою работу.
— Есть земля, — заговорил он нараспев, — страна, сияющая добром, где каждый человек готов защищать честь своего брата, как свою собственную, где нет войн и нужды, где все племена живут по закону любви и чести. Над этой землей воссияла истина, там слово человека — его залог, а ложь изгнана, там дети спят в безопасности на руках матерей и никогда не ведают ни страха, ни боли.