Авантюристка
Шрифт:
– Ты правда так считаешь? Думаешь, еще можно надеяться, что мне не придется всю жизнь сохнуть по зануде Джасперу? В самом деле?
Шум, раздавшийся из соседней комнаты, тотчас погасил вспышку моего прозрения.
– Годфри! – прошептала Ирен, вскакивая с кресла. На лице ее одновременно читались облегчение, радость и предвкушение встречи, и эти смешанные чувства оказались куда выразительнее нашей беседы.
Мне тоже хотелось поскорее убедиться в том, что Годфри цел и невредим, и узнать, что ему удалось выяснить. Мы тотчас бросились в спальню. Одно из окон было открыто настежь; Годфри перелезал через каменную балюстраду.
– Дорогой! – Ирен помогла ему забраться в комнату и провела в гостиную. – Как все прошло?
– Великолепно, если, конечно, ты считаешь, что разбить бутылку вина о голову алжирского штурмана, после чего спасаться бегством от местной полиции по улицам района Кондамин – вполне себе достойное занятие.
– Бедняга! Поешь паштета из гусиной печени. Вот тебе крекеры. Разбил бутылку вина? Какая расточительность!
Ирен налила супругу полный бокал бургундского, которое он с жадностью выпил, словно молоко, и, даже не поморщившись, закусил мерзкими крекерами.
В свете лампы я увидела, что поношенная морская форма Черного Отто покрыта пятнами грязи. Ирен смахнула засаленные волосы, прилипшие к уху мужа:
– Твой морской загар немного стерся. Слава богу, ты был в темных закусочных, а не на открытых причалах.
– Слава богу, что наступила ночь, и мне удалось сбежать.
– Но ведь они поверили, что ты тот, за кого себя выдаешь?
– Даже слишком, – тяжело вздохнул Годфри. – До чего же эти пропойцы любят ссориться! Стоило мне поинтересоваться нашей жертвой, как они тут же забросали меня вопросами.
– И?.. – Казалось, Ирен была уверена: Годфри есть что рассказать.
– И… моряков, что напали на нас с Нелл в поезде, знают и видели в городе. Джерри и его Язычник – так их зовут в местных кругах. В последнее время в порту появляется немало подозрительных личностей, и среди них есть один из наших недавних знакомцев.
– Кто же? – нетерпеливо спросила примадонна.
– Угадай, кто, как и я, нагрянул в логово морских волков и принялся расспрашивать завсегдатаев? Конечно же, дядя Луизы. Он меня не узнал.
– Дядя Луизы, – повторила я. – Должно быть, он следовал за ней по пятам.
Годфри покачал грязной головой:
– Он спрашивал не о Луизе. Его интересует тот же объект, что и нас, – моряки. Но, надо сказать, что поиски его пока не увенчались успехом. В отличие от меня, Монпансье не знает, как выглядит нужный ему человек.
– Как же нам повезло, – Ирен уставилась в пустоту, обдумывая рассказ супруга, – что Джерри и Язычник напали на вас в поезде. Иначе мы продвинулись бы не дальше дяди.
– А разве мы продвинулись? – спросила я.
– Конечно. Кажется, я начинаю понимать, как связаны все эти люди. Годфри! Завтра обязательно вернись в порт и загляни в отдел регистрации судов. Возьми с собой мистера Уинтера, он тебе пригодится. Времени нет, за дело!
– В чьем облике я предстану на сей раз? – спросил Годфри с сарказмом.
– В своем, разумеется. В облике красивого, храброго, умного и доброго человека.
Годфри смутился, услышав столь неожиданный панегирик в свой адрес, но Ирен тотчас затараторила вновь, не давая супругу вставить слово:
– Ты действительно обладаешь всеми этими качествами, и обсуждению это не подлежит! Даже архивариус не устоит перед твоей харизмой и расскажет обо всем, что нас интересует. Если нет, придется вмешаться мне.
О том, что произошло в последующие дни, я оставалась в счастливом неведении. Ирен вновь поручила мне работу надзирательницы. Раз уж Годфри видел дядю Луизы в порту, я должна была следить за тем, чтобы племянница не попалась ему на глаза.
Привыкшая распределять наши обязанности по своему усмотрению, Ирен велела нам с Луизой отдохнуть в одной из живописных деревень, расположившейся среди горных склонов. Пришлось забыть о том, что «одна голова хорошо, а три лучше». Ума не приложу, как подруга решилась оставить нас без присмотра: жених Луизы помогал моим друзьям в Монако, поэтому в деревушку Эз мы отправились вдвоем под видом сестер.
Луиза взяла с собой блокнот для рисования, я прихватила дневник. Так мы и проводили безмятежные дни: гуляли среди утесов, часами любовались средиземноморским побережьем, устраивали пикники, подкрепляясь на свежем воздухе колбасками и сыром. То были, если можно так выразиться, настоящие каникулы, самая приятная часть моего пребывания во Франции.
Луиза оказалась весьма милой и благонравной особой, невзирая на то, что в пылу страстей сбежала с молодым американцем. Девушка очень переживала из-за затруднительного положения, в которое поставила тетю, и беспрестанно справлялась о ее самочувствии.
– Она из тех женщин, кто стоически переносит невзгоды, – наконец сказала я. – Да помилует Господь вашего дядю.
– Вы считаете его плохим человеком? Мне он никогда не нравился, но он мой дядя, каким бы он ни был.
Налетевший порыв ветра подхватил ленту на шляпке Луизы и закрутил ее в тугую спираль.
Я очень обрадовалась подобному вопросу девушки, ведь в присутствии примадонны нам почти не удавалось побеседовать на столь серьезные темы.
– Трудно сказать. Человек он жесткий, раз отрекся от родного брата.
– Может, он приехал в Монако, потому что считает своим долгом меня разыскать?
Я поймала себя на том, что улыбаюсь, как порой поступала Ирен в ответ на мои вопросы:
– Рада, что вы стараетесь думать о дяде хорошо, насколько это возможно. Но, боюсь, им движут корыстные побуждения, а не чувство долга.
С минуту она разглядывала альбом.
– Мадемуазель Хаксли…
– Можешь звать меня Нелл.
– Нелл. Как же мне здесь хорошо! Признаться, я поняла, что не люблю Париж.