Авантюристка
Шрифт:
– Ну что ж, – Ирен сняла розовую шляпку и положила рядом с эскизами, – значит, все-таки Крит. Очевидно, волею случая Джерсового и его партнеров вынесло на те берега, что решительным образом изменило их судьбу. А «рогатое чудище» – это не что иное, как Минотавр из классической легенды о лабиринте. Нам понадобится карта критского побережья, особенно северной части. Роза ветров, которую мы сложили из эскизов, укажет на точное месторасположение сокровищ. Надо найти способ заставить компас и карту раскрыть нам свои секреты.
– Полагаю, за подробностями ты обратишься ко мне? – спросил Годфри.
– Безусловно. А пока будь любезен, избавься от Черного Отто. Надоели мне его черные зубы.
Осклабившись напоследок, Годфри удалился в спальню. Ирен постучала пальцами по эскизам:
– Мы знаем, что происходит; мы знаем, почему это происходит, но мы по-прежнему не знаем, кто за этим стоит.
– Ирен, ты меня удивляешь. Само собой разумеется, что заговорщики жаждут отыскать утерянные сокровища, вот только как же им это удастся?
– Очень просто. Для этого им и нужна подводная экспедиция принца. Теперь понятно, почему шантажисты пытаются помешать ему поехать на Корсику и используют Алису для воплощения своих замыслов. Исследования ее монаршего кавалера – хороший способ вернуть затонувший трофей. Сам того не ведая, принц окажет им неоценимую помощь.
– Так вот чего добиваются шантажисты! Но ведь это невозможно!
– Почему же?
– Потому что это будет официальная исследовательская экспедиция. Злодеи просто не смогут поднять со дна моря древнее сокровище, не привлекая внимание принца, экипажа, капитана…
– Сложно не значит невозможно, дорогая. Ты человек открытый, прямолинейный. Принц, кстати сказать, тоже. Вот потому-то ты и забываешь о том, что далеко не все столь же честны и непосредственны. Один из водолазов может перенести сокровище на мелководье – тогда им не составит труда достать его ночью. Даже посторонний человек вроде меня мог бы отправить туда Черного Отто в качестве члена судового экипажа…
– Ирен! Ты же не позволишь Годфри блуждать в морской пучине? Все это напоминает мне сюжет «Двадцати тысяч лье под водой» мистера Верна. Неужели ты совсем не беспокоишься о безопасности мужа?
– Ничуть, – ответил тот, кого мы обсуждали, на ходу застегивая воротничок, и остановился рядом с супругой. Ирен завязала ему галстук элегантным узлом. – Но, дорогая, я даже теоретически не могу послужить наживкой для рыбы у критских берегов. Ты никогда меня об этом не спрашивала, но, если уж на то пошло, я не умею плавать. Я и так согласился осуществить незаконную транспортировку рептилии, а это, между прочим, довольно опасно.
– Ты не умеешь плавать? – просияла примадонна, словно супруг только что поведал ей об очередном личном достижении. – Значит, после того как закончим расследование, непременно сходим на пляж. Я научу тебя грести по-собачьи.
– Человек создан для большего, – чопорно изрекла я.
– Тут я, пожалуй, соглашусь с Нелл. – Воспользовавшись моим замечанием, Годфри схватил шляпу: – Пора мне заняться поисками карты Крита. Будьте любезны, не спешите с разгадкой тайны до моего возвращения.
– Я и не знала, что ты умеешь плавать, – сказала я подруге, лишь только дверь за ним закрылась.
– Не столько плавать, сколько притворяться, – улыбнулась Ирен, предаваясь воспоминаниям. – Я ведь однажды была русалкой, дорогая моя.
– Русалкой?
– Да. В труппе Волшебника Мерлина, фокусника из Филадельфии. На мне был купальный костюм цвета морской волны, предусматривающий только одну нижнюю конечность – хвост. Распустив волосы, я ныряла в большой бак с водой и пускала пузыри ровно двести восемь секунд. За это время Волшебник Мерлин успевал заменить меня на дрессированного тюленя. Точнее, мы с тюленем сами менялись местами. На самом-то деле Волшебник Мерлин почти не принимал участия в этом фокусе.
– Ты задерживала дыхание на три с половиной минуты? – ужаснулась я.
– Конечно. У оперных певиц очень большой объем легких.
Легкий стук в дверь прервал сей удивительный рассказ, из которого я узнала о подруге больше, чем за семь лет нашей дружбы.
– Годфри? – удивилась я.
В действительности то была служанка, принесшая письмо для Ирен. Подруга тотчас распечатала конверт и принялась читать; я заметила, что послание написано на пергаментной бумаге. Примадонна резко распрямила плечи. Сгорая от любопытства, я встала рядом с ней и попыталась прочесть текст, но не тут-то было: она стремительно вскочила и отошла к окну.
– Что там, Ирен?
– Пустяки. Кроме разве что печати.
С этими словами подруга перевернула конверт, и я увидела жирную кляксу дворцового сургуча, который подруге пришлось взломать, чтобы вынуть письмо. Ирен бегло перечитала содержимое послания, сложила и убрала обратно в конверт:
– Нам нужно встретиться с Алисой. Надеюсь, мы застанем ее дома.
– Прямо сейчас? Но ведь самое время пить чай!
– Американцы и французы не разделяют неуемную страсть англичан к чаю, дорогуша. Традицией придется пожертвовать.
Я, конечно же, догадалась, что в письме говорилось о неких событиях, только что произошедших в жизни Алисы, и что в скором времени герцогиня непременно поведает нам о них в мельчайших деталях. И я не ошиблась.
– Дорогая моя Ирен! До чего же ты проницательна! – воскликнула герцогиня вместо приветствия и провела нас в обитую желтым шелком столовую, шурша светло-бежевыми кружевными оборками платья, стоящего по меньшей мере тысячу франков. – Присаживайтесь, пожалуйста. Мне сообщили дату.