Авантюры Прантиша Вырвича, школяра и шпика
Шрифт:
Пиво было не самым поганым, не заяц сварил, но Прантиш приметил, что молодая корчемница, которую, как узнал проворный школяр, звали Адэля, несколько раз бегала наверх с кувшинчиком, куда наливала вино из особого бочонка. Вино, очевидно, куда как вкуснее, чем то пиво. Прантиш решил, что лучший способ отведать доброго напитка – подкатиться к хозяйке. Но та только поморщила вздернутый носик: мол, уважаю вашу милость, но не для пана деликатесы, титулованными панами выкупленные.
Между тем Адэля в очередной раз, цокая по ступеням красными каблучками, которые так соблазнительно показывались из-под складок юбки, побежала наверх, на этот раз не так быстро, потому что серебряный тазик в ее руках был полон теплой воды. Точно – наверху благородная дама… Прантиша так и подмывало посмотреть на таинственную незнакомку. А может, через Адэлю предложить ей услуги своего лекаря, вот и будет предлог для
Вырвич оглянулся. Лёдник мрачно уставился в бокал, будто хотел увидеть сквозь него свое жалкое будущее… Но в бокале пенилось всего только не самое лучшее пиво. Музыканты завели очередную песню, заплакала скрипка, загудела басетля, задрожали по углам вечерние тени, которых не могло разогнать трепетное пламя бледных свечечек, готовящихся стать грязными лужицами воска.
Куды едзеш, Рамане?Ой, вір-вір, бом-бом.На кірмаш, васпане!Ой, вір-вір, бом-бом [1] .1
Куда едешь, Романе? / Ой, вир-вир, бом-бом. / На ярмарку, васпане! Ой, вир-вир, бом-бом. (бел.)
Алхимик провел длинными пальцами по худому лицу, будто не узнавая себя. Полез в карман и достал маленькую стеклянную бутылочку… Прантиш знал, что в ней.
А што вязеш, Рамане?Ой, вір-вір, бом-бом.Воз дзяўчат, васпане!Ой, вір-вір, бом-бом.Пачым цэніш, Рамане?Ой, вір-вір, бом-бом.Па чырвонцу, васпане!Ой, вір-вір, бом-бом [2] .Скрипка рыдала, будто была живым существом, которое потеряло самое дорогое. За соседним столом даже притихли на мгновение голоса игроков в кости. Бутрим поднес бутылочку близко к глазам, встряхнул, вглядываясь в свое последнее золото… Даже издали Прантиш видел, как кривятся его губы.
2
А что везешь, Романе? / Ой, вир-вир, бом-бом. / Воз девчат, васпане! / Ой, вир-вир, бом-бом.
По чем оцениваешь, Романе? / Ой, вир-вир, бом-бом. / По червонцу, васпане! / Ой, вир-вир, бом-бом. (бел.)
Кого-то продают за талер, а кого-то и за шелег, всем есть цена в этом не лучшем из миров… Басетля глухо поддакивала высокому голосу слепого певца. Прантиш нащупал в кармане башенку – кубок с астрогалами, игральными костями. Может, присоединиться к компании? Иногда удавалось же выигрывать да мошенничать, если не наткнешься на более сильного мошенника. В коллегиуме он и еще один щавлик с младшего курса, Михась Мицкевич, тоже из небогатой шляхетской семьи, были самыми сильными игроками. Мицкевич, правда, особенные способности имел: три раза подряд мог «венеру» выбросить – все шестерки, и никто не поймал его на шельмовстве. Тот щавлик твердо намеревался, когда подрастет, ехать в Лемберг, учиться у лучших шулеров и потом королей обыгрывать. Прантиш же мечтал стать славным воином, завоевать богатство и титулы саблей, которую, кстати, тоже в ближайшее время стоило раздобыть. Выпитое пиво приятно кружило голову и вынуждало к подвигам.
3
Куда едешь, Романе? / Ой, вир-вир, бом-бом. / На ярмарку, васпане! /Ой, вир-вир, бом-бом.
А что везешь, Романе? / Ой, вир-вир, бом-бом. / Воз парней, васпане! / Ой, вир-вир, бом-бом.
По чем оцениваешь, Романе? / Ой, вир-вир, бом-бом. / По талеру, васпане! / Ой, вир-вир, бом-бом. (бел.)
Черноволосая корчемница снова спустилась вниз и налила в кувшин из маленького бочонка особого вина. Прантиш сразу же подскочил к молодке, как аист к луже с лягушками, затараторил, забалагурил… Но хозяйка заведения и сама имела язычок острый, как сабля королевского улана, и голубые глаза Прантиша никак не могли пробиться к ее закаленному опытом корчемного ремесла сердцу. Это она шляхтичу отказывает? Эх, была бы у него сабля!
Кувшинчик в руке Адэли притягивал, как горячая смола – пылинку… Женщина ловко уклонилась от нахального юноши и двинулась, оглядывая свое хозяйство, как гетман – поле битвы. Поравнялась со столом, где сидел Лёдник… Что-то тихо сказала ему… И – что такое? Поставила перед Прантишевым слугой заветный кувшинчик!
Школяра пронизало злобой. Балтромей поднял на женщину темные глаза:
– Простите, пани, я сейчас не могу позволить себе токайское.
– Это угощение от меня пану лекарю!
А с какой наигранной стыдливостью произнесла! И даже будто невзначай прижалась к чародею! Прантиш ничего не мог понять. Он, Вырвич – юный, веселый, красивый, а доброе вино на дармовщину достается старому мрачному чернокнижнику с клювастым носом! Что он – присушивает женщин латиницей? Или носит с собою мясо молодого жеребенка, высушенное в новом глазурованном горшке, или волосы с конца волчьего хвоста, а может, собственную кровь, выпущенную в пятницу, смешанную с заячьими ядрами и печенью голубицы, да в порошок превращенную, подсыпает женщинам?
Еще немного пошептавшись с лекарем, Адэля ушла, даже не взглянув на голубоглазого чубатого школяра. Лёдник проводил ее взглядом, неспешно налил вина, красного и густого, как кровь, в свой опустелый бокал, даже какое-то мечтательное выражение появилось на лице… Вспомнил, очевидно, свои золотые деньки, когда еще и не такое вино смаковал. А смолы тебе горячей!
Прантиш рванулся вперед и выхватил бокал просто из-под носа алхимика. Глядя в глаза своему слуге, неспешно выпил. От злобы даже хорошенько не распробовал. Но вино, кажется, отличное… И крепче пива. Значительно крепче. Брякнул пустым бокалом о стол. Лёдник, будто изучая редкую болезнь, смотрел на господина. Снова налил полный бокал. Протянул руку…
Прантиш снова опередил слугу. Медленно поднес бокал к губам, выпил, не отрывая взгляда от черных глаз, в которых больше всего на свете хотелось увидеть вместо затаенной искры насмешки – настоящую обиду. Но держать взгляд на одной точке становилось все тяжелее, лицо мерзавца Балтромея начало каким-то непонятным образом двоиться.
Пустым бокалом стукнул о дубовый стол. Лёдник снова промолчал, посидел, опустив голову. Прантиш, немного пошатываясь, нависал над ним угрожающе, как циклоп над Улиссом. А что – он, пан Вырвич герба «Гиппоцентавр», сильный, большой… Ух, какой хват! Что перед ним какой-то доктор, даже если и в Праге учился! В голове играли скрипки и волынки, пол пошатывался в такт музыке, так что пришлось опереться обеими руками о стол.
Алхимик, как ни в чем не бывало, опять наполнил бокал. Прантиш снова успел первым, хоть и расплескал драгоценной жидкости… Но его руку вдруг стремительно, как клещами, перехватила рука лекаря. Лёдник холодно промолвил, не глядя на школяра:
– Думаю, вашей милости уже достаточно.
– Да т-ты как посмел! Да я т-тебя… Хам… Плет-тей попро…про…
Однако язык не успевал за возмущенными мыслями, мир вокруг зашатался, как отражение в вешних водах. Вырвич только осознал, что кто-то взвалил его на плечо самым позорным образом, как мешок с горохом, и куда-то понес. Да еще низкий голос где-то рядом ворчал:
– Глупый мальчишка…
На этом длинный день приключений для Прантиша Вырвича завершился.
Глава третья
Как Прантиш познакомился с воеводовой дочкой и едва не потерял алхимика
Утро началось с головной боли. Этакое нормальное шляхетское утро. Прантиш еле продрал свои когда-то яркие голубые глаза. Он лежал в кровати не самой шикарной, но все-таки в кровати, а не на полу… Хоть и на извечном для придорожной корчмы сенном тюфяке. Похоже, им выделили, как почетным гостям, комнатку на втором этаже. Адэлина любезность? Память понемногу возвращалась, и это не радовало. Неужто его сюда принес Лёдник? Прантиш вспомнил, как выхватывал бокалы из-под большого носа доктора с радостным чувством, что это настоящий подвиг, и щеки загорелись от стыда. А где этот доктор? Не сбежал ли? Вырвич попробовал приподняться, но от этого мир поплыл купальским хороводом, даже отблески пламени костра примерещились… О, Боже, как болит голова!