Ave, Caesar! [ Аве, Цезарь!]
Шрифт:
— Марго! Ты здесь?
Никакого ответа.
— Марго!
Снова тишина.
«Ну и дела! — Мадонна мысленно присвистнула. — Неужто наша мадам — киллерша? Понятно, почему она так старалась спровадить нас пораньше. Боялась не управиться за три часа: ведь сначала ей нужно было дождаться, чтобы мы заснули. То-то она так обрадовалась, когда мы полезли в палатку!»
Вдруг она заметила слабое свечение где-то за деревьями. Стараясь ступать как можно тише, Мадонна крадучись пошла на свет. Иногда замирала, прислушивалась и вглядывалась вперед, стараясь определить, что может быть его источником. Свечение было ровным, так что живой огонь отпадал.
«Чтобы выманить тебя подальше от стоянки, дура!»
Эта внезапная мысль так напугала Мадонну, что она развернулась и стремглав, не разбирая дороги и не заботясь о тишине, помчалась назад, к лагерю.
— Что случилось? — испуганно спросил Джокер, высунувший голову из палатки, когда она вновь выскочила на поляну.
— Марго пропала! Должна… должна была разбудить меня еще полтора часа назад и не разбудила. Я проснулась и пошла ее искать, а там… свет какой-то непонятный… не движется. Может, сходим вместе посмотрим? Одной страшно…
— Я сейчас, — голова исчезла, палатка осветилась изнутри, и вскоре Джокер выбрался наружу, вооруженный, как и Мадонна, фонарем и пистолетом. — Показывай, куда идти.
Через пять минут они нашли Марго. Она лежала с открытыми глазами на дне большой выемки и сжимала в руке ненужный уже фонарик. Вторая рука, залитая кровью, стискивала горло чуть пониже глубокой зияющей раны.
Ожидание
Ночь Василий провел без сна. К утру, когда веки отяжелели так, что впору было подпирать их пальцами, у него возникло искушение разбудить Соню и передать ей вахту. Но удержался, пожалел девчонку. Очень уж тревожно она спала — металась, вскрикивала, бормотала что-то жалобное. Пускай уж отдохнет, сил поднакопит.
Хотя, говоря по совести, эта его неожиданно проснувшаяся тяга к опеке нелепа и даже вредна. Ни ему, ни самой Соне ничего хорошего она не принесет. Шансов у девчонки никаких. Днем раньше, днем позже, но ее все равно убьют. В каком-то смысле, чем раньше, тем лучше. Меньше настрадается. Ведь по сути он ничего не сможет изменить, разве что встать между ней и убийцей и умереть первым. Но это жестоко — привязать девочку к себе, а потом погибнуть. Ну зачем он поддался дурацкому порыву?
Впрочем, дурацкие порывы — его фирменное клеймо. И не только порывы. Даже взвешенные его решения в итоге оказывались ошибочными. Говорят, каждый человек обязательно обладает каким-нибудь талантом. Василий знал за собой только один: совершать ошибки. Он так и называл себя мысленно — гений неверных решений.
Началось это еще в раннем детстве. Василий жил в Тушино, и окна их дома выходили на Тушинский аэродром. Мать говорила, что его с двухлетнего возраста невозможно было оторвать от окна — он стоял на подоконнике целыми днями, как приклеенный, а к пяти годам уже твердо знал, что станет летчиком. К десяти знал о самолетах все, что только может разузнать мальчишка.
Но в восьмом классе у него обнаружили близорукость. Это означало, что дорога в летное училище для него закрыта. Никому не ведомо, как тяжело пережил он эту новость. Другие профессии его совершенно не привлекали. Жизнь стала казаться жестокой и бессмысленной. Правда, к выпускному классу ему все-таки удалось как-то справиться с разочарованием. Пусть ему не дано летать, зато он может конструировать самолеты. И Василий принял решение поступать в МАИ.
Институт он закончил в девяносто втором. Трудно представить себе более неудачный год для молодого самолетостроителя. КБ закрывались десятками. А те, что не закрылись, отправляли своих работников в бессрочный отпуск без сохранения содержания и сдавали освободившиеся площади новоявленным негоциантам, которым инженеры не требовались.
Но нужно было как-то жить. Василий увлекся дзен-буддизмом, устроился слесарем в автосервис, а чтобы не растерять специальных знаний и навыков, подрядился писать и чертить курсовые работы для студентов своей альма-матер.
Ожидание перемен длилось два года. А потом в дешевой кафешке, куда забежал перекусить в обеденный перерыв, он встретил свою будущую жену. Девушка, присевшая за его столик, была неправдоподобно, фантастически красива. Точеный нос, идеальные дуги тонких темных бровей, а глаза… Василий даже не предполагал, что они бывают такой глубокой, такой интенсивной синевы.
То, что произошло дальше, Василий мог объяснить только своим шоком. Он до сих пор не понимает, какая сила заставила его тогда, в кафе, обратиться к прекрасной незнакомке. Ведь он был уверен, что девушка решительно отошьет его или даже встанет и уйдет. Но она улыбнулась и вступила в разговор…
После того как Лариса согласилась стать его женой, Василий поставил на самолетах крест. Бриллианту, который вложила ему в руку шальная фортуна, требовалась дорогая оправа. Иными словами, красавицу жену нужно было достойно содержать. И Василий с двухлетним опозданием принял предложение институтского друга, затеявшего торговый бизнес. Спустя пять лет, наполненных тяжелой, суетной, нелюбимой работой, он понял, что его брак оказался ошибкой. Наверное, тогда еще не поздно было все поправить — развестись, найти работу по специальности, но дурацкая гордость нашептывала, что мужчина должен нести ответственность за свои поступки, пускай даже ошибочные. И он продолжал тянуть ненавистную лямку, находя утешение в редких вылазках на природу, и, как мог, поддерживал угасающий вкус к жизни.
До тех самых пор, пока не совершил очередную ошибку, которая привела его на этот остров. После нее вкус к жизни отбился окончательно. И это благо — в сложившихся-то обстоятельствах. Достойно уйти из жизни — единственное, что ему осталось. Так какого черта он пытается принять на себя ответственность за эту девочку?
К тому времени как Соня, заспанная и растрепанная, со сбившейся к виску видеокамерой, вылезла из палатки, Василий уже настроился на решительный разговор. Он должен признаться девушке, что в его планы входит умереть как можно скорее. Но она улыбнулась ему так смущенно и радостно, с такой благодарностью и доверчивостью, что у него просто не хватило духу ее разочаровать. Он лишь грубовато попросил Соню поспешить с утренними процедурами, чтобы пораньше добраться до «скалы советов».
— Я еще успею подремать до начала собрания. Там мне будет гораздо комфортнее, — объяснил он. — Во-первых, не нужно следить за временем, во-вторых, открытое пространство практически исключает вероятность того, что к нам незаметно подкрадется киллер.
Но подремать ему так и не удалось. Когда они добрались до шатра, там уже сидели Мадонна и Джокер — бледные, жалкие, с дикими глазами.
— Марго убили, — без предисловий сообщил Джокер. — Перерезали горло ночью, когда она дежурила. Вы не против пойти туда со мной? — спросил он Василия. — Мы прикрыли тело клеенкой, но мне все равно не хочется оставлять ее надолго…