Ave, Caesar! [ Аве, Цезарь!]
Шрифт:
— Дождь шумел. То потише, а то начинал грохотать, как спятивший ударник. Да какая разница — слышала, не слышала! Ты просекаешь, о чем я толкую? Мы этого не делали! Это она!
Жанна едва не застонала. Только рецидива ей сейчас не хватало! А он, похоже, накатывал на Мадонну со страшной силой. Она вообще была сегодня в гораздо худшем состоянии, чем вчера. Зубы стучат, руки трясутся, сама вся, как натянутая тетива. И ведь дело, похоже, вовсе не в испуге! Просто она возбуждена до предела, переполнена жаждой действия, жаждой свести счеты. Что же делать?
— Послушай меня, Мадонна, — медленно и заунывно заговорила Жанна. — Послушай внимательно, это очень важно. Ты не знаешь
— А чем еще она могла…
— Погоди, не перебивай, пожалуйста! Дай сначала закончить, а потом говори, сколько хочешь. Я пытаюсь убедить тебя не в том, что ты ошибаешься, а лишь в том, что ошибка возможна. И только потому, что не хочу, чтобы ты перла на Соню, как танк. Подумай хорошенько: один из них — допустим, Василий — точно знает про себя, что он этого убийства не совершал. Мысль об убийце Соне ему отвратительна, потому что она его возлюбленная. Если ты ворвешься в их лагерь и напустишься на Соню, он без раздумий встанет на ее защиту, и последние сомнения в ее невиновности — а они у него, наверное, все-таки возникнут — растают. Просто потому, что агрессора, напавшего на любимую девушку, подозревать проще и приятнее, чем эту самую девушку. Я понятно объясняю?
Мадонна хмуро кивнула.
— Хорошо, продолжим. Что будет дальше? Дальше будет судебное заседание, на котором за любую предложенную кандидатуру киллера проголосуют в лучшем случае двое. И двое будут против. По правилам игры киллеру выносится оправдательный приговор, и это означает, что он убьет или попытается убить снова. Как ты думаешь, кого? Правильно, тебя или меня. И если он, а в нашем предположении она, преуспеет, то на следующем судебном заседании приговорят… кого бы ты думала? Опять правильно: ту из нас, которая еще останется в живых. Оно тебе надо? Не надо. Вот и давай действовать по-умному. Сейчас разделимся и обследуем самым внимательным образом лагерь и окрестности на предмет следов. Здесь, на площадке, мы вряд ли что-нибудь найдем, потому что сплошные лужи, но на склонах вода не собирается, и нам вполне может посчастливиться.
— Это ты называешь «по-умному»? — Мадонна фыркнула. — Истопчем все кругом, потратим кучу времени, и еще неизвестно, найдем или нет. Не найдем — так они нас мордой в наши же следы и сунут. А найдем — все равно отбрешутся. Она же не полная кретинка, чтобы в сапогах, в которых ходит, сюда припереться. А коли сапоги не ее, так наследить мог кто угодно. Знаем уже, проходили!
— Мадонна, дорогая, ты меня хорошо слушала? Постарайся хотя бы на время забыть, что это она, ладно? А насчет следов ты, наверное, права. Лучше сразу сходить за Василием и Соней и обследовать лагерь вместе. Мне, к примеру, совсем не хочется осматривать бедного Джокера самой. Сейчас начало десятого, до их стоянки идти примерно полчаса, вполне можем уложиться с осмотром до судебного заседания. Только дай мне слово, что не будешь кидаться на Соню. Если тебе трудно удержаться, предоставь лучше говорить мне, а сама помалкивай. Договорились?
Мадонна снова хмыкнула.
— Думаешь, если я не буду кидаться, он поверит, что его девица Джокера укокошила?
— Поверит, не поверит, но, когда мы спокойно изложим факты и подтвердим алиби друг друга, сомнения у него появятся. Может, он и сам что-то видел. А если к тому же нам повезет найти улики, ему придется задуматься всерьез. Ведь ставкой будет не только его жизнь, но и наша. Может быть, Василий так и не решится проголосовать за вывод Сони из игры, но нам-то будет достаточно, если он просто воздержится. Тебе что, трудно помолчать — хотя бы до начала судебного заседания?
— Ладно уж, помолчу. Ну, пошли, что ли?
До лагеря Василия и Сони они шли по берегу, поэтому две фигурки, приникшие друг к другу, увидели еще издали. Влюбленные сидели рядышком у костра, голова Сони лежала на плече Василия, а тот обнимал ее за талию.
— Голубки, блин! — злобно пробормотала Мадонна. — Она хоть лапы от кровищи-то отмыла после Джокера?
— Ты же обещала! — воскликнула Жанна.
— Ладно-ладно, не заводись! Они еще далеко, и море шумит. Небось не слышали.
И действительно, на звук шагов Соня с Василием обернулись, только когда женщины подошли к самому лагерю. Обернулись и мигом переменились в лице. Василий вскочил и выступил вперед, словно хотел загородить собой Соню.
— Что? Джокер?..
Жанна легонько сжала ладонь Мадонны, напоминая, что говорить будет сама.
— Да, Джокер, — сказала она без выражения. — Убит под утро на дежурстве. Кто-то ударил его сзади топором по голове. (Соня с громким всхлипом втянула в себя воздух.) Мы постарались там не наследить. Если вы поторопитесь, успеем осмотреть лагерь… и тело до начала заседания.
Василий нервно сунул руки в карманы и посмотрел на Соню.
— Ты как? Может, тебе лучше не ходить? — он повернулся к Жанне с Мадонной и несколько смущенно пояснил: — Соня немного приболела. Думаю, будет лучше, если она сразу поднимется к общему лагерю.
— Нет! Я пойду с вами. Пожалуйста, не оставляйте меня одну!
Василий помог ей подняться и, не стесняясь посторонних, обнял.
— Конечно, малыш. Как скажешь.
Они уже двинулись по берегу в обратную сторону, когда Мадонна резко остановилась и язвительно спросила:
— Может, мы для начала все-таки поглядим на ваши шмотки? Вдруг найдем какую-нибудь рубашку с кровью?
Соня вспыхнула, а Василий пожал плечами.
— Пожалуйста, — он вернулся к палатке, вытащил оба рюкзака, открыл их и вытряхнул вещи на коврики. — Прошу вас!
Жанна с виноватым видом устроилась на коврике и начала перебирать рубашки, свитера, толстовки. Мадонна тем временем сунулась в палатку — убедиться, что там ничего интересного не осталось. Василий обнял Соню за плечи и развернул ее лицом к морю.
Обыск ничего не дал, и через двадцать минут вся компания отправилась в лагерь Жанны и Мадонны. Шли парами, взявшись за руки. Жанна и Мадонна впереди, Соня с Василием на несколько шагов отставали. Сначала все молчали, потом Жанна почувствовала, что спутницу опять начало трясти, обняла ее за плечи и зашептала ей на ухо всякую успокаивающую чепуху.
Мадонна слегка расслабилась. Но, когда они поднялись на свою поляну и увидели Джокера, лежавшего все в той же неловкой позе — лицом вниз, с вывернутым локтем, подогнутыми ногами и топором, торчащим из затылка, — безумное напряжение вернулось. Она снова часто и со свистом задышала сквозь стиснутые зубы. Соня застыла, прислонившись к дереву на краю поляны, и, судя по ее виду, готова была упасть в обморок. Василий дошел до тента и тоже замер — то ли от шока, то ли от растерянности. Только Жанна сохранила способность двигаться. Залезла в палатку, вынула из рюкзака заветную фляжку, сунула налитый доверху колпачок в руки Мадонне, плеснула коньяк в чистую кружку и чуть ли не силком влила его в рот Соне, хлебнула сама и подошла с фляжкой к Василию. Но тот уже сумел взять себя в руки. Склонился над Джокером, рывком выдернул топор из его головы, осмотрел рану… Потом отложил топор и обернулся.