Ave, Caesar! [ Аве, Цезарь!]
Шрифт:
Однако, как выяснилось, он недооценил противника. Сдаваться Жанна не собиралась. Наоборот. Предвкушение схватки подействовало на нее тонизирующе. На бледном лице появился румянец, глаза заблестели. Она провела рукой по голове, освобождая от резинки стянутые в хвост волосы, и тряхнула густой гривой.
— Василий, дорогой, вы же умный человек и не можете не знать, что мужчины совершают массу бессмысленных поступков. Особенно если им, как Джокеру этой ночью, нужно убить несколько тоскливых часов. Он мог устать от сидения, пойти прогуляться вокруг лагеря и воткнуть топор в какое-нибудь дерево на опушке. Мог колоть щепу, занозить руку, разозлиться и зашвырнуть топор в кусты. Мог устроить себе мишень для метания. Мог прибрать топор, унести в хозяйственную палатку. Мог…
— Все, все! — Василий поднял руки. — Вы победили. Признаю, что предложенный мной сценарий далеко не единственный, и, следовательно, топор ничего не доказывает. Но у меня есть еще один аргумент — вода на кострище. Судя по ожогам на лице Джокера, костер залили непосредственно перед тем, как нанесли ему удар. Согласитесь, сделать это незаметно для человека, сидящего у огня, невозможно. Поскольку Джокер не вскочил, не обернулся, не выхватил пистолет, остается предположить, что он не увидел в заливании костра ничего тревожного. Как такое могло быть? А вот как: некто, сидящий рядом, якобы случайно задел ногой котелок, чертыхнулся и сказал, например, что сходит за лопаткой, чтобы убрать мокрые угли — иначе не удастся снова развести огонь. Или — кстати! — за топором. Что снова возвращает нас к обитателям вашего лагеря.
— И снова это не единственно возможный поворот! — воскликнула Жанна, азартно сверкнув глазами. — Представьте, например, что котелок опрокинул Джокер. Дым, чад, шипенье, чертыхания! Чем не подходящий момент для киллера, чтобы выскочить из темноты, схватить топор и…
Ее вдохновенную речь прервал приступ кашля. Соня, которая до сих пор подавленно молчала, теперь смотрела на Жанну возмущенно, даже гневно, явно намереваясь выразить протест.
— Вы… кха-кха… говорите так… кха-кха… словно вам доставляет удовольствие… кха-кха… воображать эту сцену… Эта мерзкая игра вытравила из вас все человеческое. Джокер был милым, забавным парнем. Смешил нас и всячески подбадривал. Он был вашим товарищем, делил с вами досуг, пищу и кров. Неужели он не заслуживает даже… — и она вдруг расплакалась.
У Василия сжалось сердце. С трудом обретенное самообладание как ветром сдуло. Он бросился к Соне, обнял ее, начал укачивать… И замер, наткнувшись на злобный, ненавидящий взгляд Мадонны. Жанна, видимо, заметила, как изменилось его лицо, и догадалась, в чем дело, потому что повернулась к своей соседке, склонилась к ее уху и что-то зашептала. Мадонна поджала губы и упрямо помотала головой, но Жанна продолжала шептать, поглаживая ее по плечу. Затем обратилась к Соне:
— Прости, пожалуйста. Я действительно забылась. Но не потому, что смерть Джокера мне безразлична или радует меня. Напротив, он мне нравился. Никого из погибших мне не было так жалко, как его. Просто у меня есть дурацкая черта: когда мне горько или больно, я вытесняю из головы всякую мысль о том, что причиняет боль. Стараюсь чем-нибудь увлечь, занять себя, лишь бы не думать о больном. И частенько забываю о том, что другие люди устроены иначе. Конечно, было бы правильнее, если бы мы позволили себе погоревать о Джокере. Василий, может быть, вы закроете сегодняшнее судебное заседание? Думаю, вы уже поняли, что с помощью логики мы киллера не вычислим. На любую правдоподобную версию найдется другая, не менее правдоподобная. В итоге вы останетесь при своем убеждении, что убийца из нашего лагеря. А мы — при своем. Двое против двух: голосовать бессмысленно. Так давайте не будем трепать друг другу нервы и разойдемся по своим стоянкам. Согласны?
Василий кивнул и хотел встать, чтобы объявить заседание закрытым, но Мадонна его опередила. Вскочив, она остановилась у торца стола.
— А я не согласна! Мне осточертели ваши лясы-трясы! Хотите сдохнуть, пойдите и удавитесь, а я больше не собираюсь подставляться убийце. Предлагаю сместить к такой-то матери спикера и перетереть дело заново, — она посмотрела Василию в глаза и пробасила, передразнивая: — Кто за, прошу голосовать! — и тут же вскинула руку. — Кто против?
Жанна собиралась что-то сказать, но, поймав взгляд Мадонны, передумала. Василий не без иронии поздравил себя с тем, что его мечты об освобождении от обязанностей спикера сбываются, и тоже не поднял руки. Соня, может, и подняла бы, но не захотела высвобождаться из его объятий.
— Отлично! Этот лупень больше тут не командует! — триумфально провозгласила Мадонна. — Следующим номером выбираем нового босса. Предлагаю себя. Кто за? — она снова подняла руку, потом посмотрела на всех по очереди с угрозой и спросила: — Кто против?
На этот раз Соня дернулась, но Василий, заметивший, что вторую руку Мадонна опустила в подозрительно оттопыренный карман, крепче прижал Соню к себе и не дал проголосовать. Жанна тоже благоразумно воздержалась.
— Ну, вот и все! — объявила Мадонна, задрожав всем телом. — Щас мы в два счета покончим с этим делом — без всяких ваших «бла-бла-бла» и «сюси-пуси». Если вы еще не догнали, кто тут киллер, я вам растолкую. Рот на ноль! — рявкнула она на Жанну, которая, кажется, хотела возразить. — Или ты порядок забыла? Спикер говорит, остальные без спросу не вякают.
Василий осторожно разжал руки, подобрался, готовясь к прыжку, и замер, потому что побледневшие от бешенства глаза Мадонны устремились на него.
— Ты, дрыщ, можешь лепить что угодно про свою поганую науку, но я знаю то, что знаю. Я щемала в полглаза и зуб даю, что Жанна Джокера не мочила. Про тебя мне все понятно: я мужиков за свою жизнь навидалась. А вот она… — Мадонна перевела взгляд на Соню и вытащила пистолет. — Она нам щас все расскажет, как миленькая!
Не дожидаясь, пока дуло поднимется на уровень Сониной груди, Василий прыгнул и с силой ударил Мадонну в ямку у основания шеи. Девица закашлялась и… рухнула, как подкошенная. В следующий миг Жанна с Василием столкнулись лбами, склоняясь над ней. Василий крякнул и схватился за место ушиба. А Жанна удара, кажется, даже не заметила, нащупывая пульс Мадонны. Потом подняла голову и с неожиданной яростью набросилась на Василия:
— Болван! Вы все испортили! Она мертва!
— Не может быть… — он присел на корточки, взял Мадонну за руку, поднес ладонь к ее рту, посмотрел на зрачки. — Елки зеленые! Как же так… Я не хотел…
Но Жанна, похоже, его не слышала. Она выпрямилась, покосилась на рацию у пояса, прикусила губу и задумчиво уставилась на брезент шатра. А через минуту спросила очень спокойно, словно не она только что дала волю гневу:
— Это и есть легендарное «смертельное касание»?
Василий опешил.
— Что вы, Жанна! Если бы я владел мастерством дим-мак или ниндзюцу, меня бы сюда не пустили. Помните, они говорили, что ни у кого из игроков нет специальных навыков выживания? Я даже обычному рукопашному бою никогда не учился. Просто знаю о нервных центрах и уязвимых точках на теле, удар по которым временно выводит противника из строя. Я не собирался убивать, честное слово. Просто по неопытности не рассчитал.
— Ладно, — Жанна похлопала его по руке. — Теперь это не важно. Если позволите, у меня есть новое предложение. Я отзываю свою просьбу закрыть заседание. И предлагаю объявить перерыв до… скажем, шестнадцати часов. Дадим возможность организаторам убрать тела и приведем себя в порядок. Кажется, мы вышли на финишную прямую, и мне, например, нужно немного побыть одной. Уверена, что и у вас найдутся свои дела, — она отвернулась от Василия и посмотрела на Соню. Долгим, полным сожаления взглядом.