Авель, брат мой (сборник)
Шрифт:
– Выедает глаза, лёгкие кусками вылетают при кашле. Океан жрёт металл корабля…
Покрывающий воду многометровый слой живого студня состоял из микроорганизмов, не имеющих аналогов на Земле. Огнемёты, химикаты – всё было бессильно. Бескрайний ковёр слизи быстро затягивал бреши от авиабомб и ядерных ударов. Он тянул из воздуха кислород и гнал взамен ядовитый хлор, выработанный из морской воды. Океан умер: рыбы тоже должны дышать. Слизь начала проникать через проливы во внутренние моря. В атмосферу попадали миллионы тонн соляной кислоты; дожди теперь приносили ожоги, тотальную гибель растительности, смерть и разрушения.
Хаос, паника, бегущие в горы правительства, мёртвые поля и разъеденная язвами кожа умирающих от удушья.
И жалкие попытки возродившейся ООН спасти обрывки человеческой цивилизации.
Коптер стоял на крыше Лахта-центра, подрагивая от вольно гуляющего на четырёхсотметровой высоте ветра. Зато здесь нет едкого хлора, и можно было снять опостылевшие маски.
Иван повернулся спиной к заливу, чтобы не видеть отвратительную жёлто-зелёную поверхность, дымящую кислотным туманом и грызущую защитную дамбу. Внимательно слушал рассказ Такеши:
– Скорость урагана была под двести узлов, фатальные разрушения. А потом пришло цунами. Уцелевших собирали в лагеря на склонах Фудзи, после вывозили вглубь континента, в Гоби. Моей Японии больше нет. И вам тоже придётся уйти, если не хотите выхаркать лёгкие.
– Куда уйти? – скривился Бестужев. – В воде Байкала обнаружены споры слизи. Она, оказывается, не только океан уничтожила. Скоро все внутренние водоёмы будут отравлены. И слой тяжёлого хлора только растёт, выдавливая нормальный воздух в верхние слои атмосферы.
– Ну, полным ходом идёт эвакуация на Луну, на Марсе строятся базы. Конечно, спасутся немногие.
– Это – капитуляция, Такеши-сан.
– Да, – согласился японец, – капитуляция. Битва за Землю проиграна. А что мы можем сделать?
Иван потёр лицо в красных точках ожогов. Тихо заговорил:
– Свенссон сказал, что время и ресурсы ограничены. Отсканировать смогут только единственный объект – Исаакий, Казанский или Спаса-на-Крови. Ни один петербуржец никогда не сможет сделать выбор между ними. Это словно тебе предложат выбрать, кого убить – твою мать или твоего ребёнка. А потом собор-счастливчик напечатают из пластика на суперпринтере в натуральную величину где-нибудь под Лхасой или в Море Спокойствия. Бред.
– Выбирать всё равно придётся, – пожал плечами Такеши. – Знаешь, из двух зол…
– Послушай меня, – перебил обычно вежливый Иван. Ноздри его раздувались, ветер трепал слипшиеся волосы. – Этот город никогда не капитулировал. Ни перед кем. И сейчас не сдастся. Мы будем строить Купол. Каркас из легких металлоконструкций и силуматовая плёнка.
– Конструкции сожрёт кислотная коррозия, и времени у вас практически нет, – возразил Такеши. – Дамба вся в дырах, скоро в город хлынет слизь. Надо не в красивую позу вставать, а спасаться.
Бестужев резко встал, просипел зло:
– Металл и дамбу защитим силуматовой пеной, у меня есть идеи на этот счёт. И я лучше сдохну здесь, сражаясь за Питер, чем буду с лунной станции тоскливо наблюдать, как голубая планета становится жёлтой.
Такеши помолчал. Тоже встал, протянул руку:
– Я с вами. Бери в экипаж.
Начальство, кажется, подмахнуло рапорт, даже не прочитав. Так что полиция ООН справилась без меня, стреляя в обезумевшие толпы у терминалов космодромов.
Мы работали по двадцать часов, без смены. Спали вповалку, не снимая защиты, прямо на рабочих местах. Противогазы уже стали бесполезными, и приходилось пахать, дыша кислородом из баллонов.
Когда тонкие металлические спицы перекрестили небо над городом и загудели генераторы плёнки, установленные на полукилометровой высоте, я опрометчиво сказал:
– А я не верил тебе, Иван. Победа близка.
Бестужев мрачно посмотрел на меня:
– Это только начало, самурай. Слизь – всего лишь почва. А цветочки и ягодки впереди.
Он тогда уже всё понял, этот постаревший на сто лет русский гений с воспалёнными от усталости глазами. Идёт подготовка к вторжению на планету. И Гости, естественно, дышат хлором, а не кислородом. А раствор соляной кислоты заменяет им воду. Когда условия станут для них комфортными – они непременно появятся. Может, через сто лет.
Может, завтра.
И мы должны быть готовыми.
Видимо, катера на воздушной подушке они достали на какой-нибудь брошенной военной базе – иначе добраться до города по сплошному морю колыхающейся слизи было невозможно. Неизвестно, что было их целью. Наверное, запасы консервов. Или сокровища Эрмитажа.
Они замешкались, забрасывая штурмовые тросы на верхний край дамбы, и это дало драгоценные минуты: успела подъехать дежурная десятка ополченцев.
По странному совпадению, именно на этом участке забарахлил генератор защитной пены, Бестужев возился там с ремонтниками уже с утра. А с ним – его постоянный спутник в последние месяцы, японец.
От десятки осталось меньше половины, так что брошенных «калашниковых» хватало. Первую волну пиратского десанта сбросили в слизь, но потом с катера заработал крупнокалиберный пулемёт…
Такеши успел снять пулемётчика, хотя пятидесятиграммовая пуля уже разнесла кислородный баллон японца, и осколок рассёк шею. Бетонная крошка порвала силуматовую плёнку защиты…
А минуту спустя над дамбой появились боевые коптеры питерцев и разнесли пиратов в хлам.
Врачи медицинской бригады с трудом отцепили пальцы Бестужева, пережавшие разорванную артерию японца. Кожа сползала с мёртвого лица Ивана клочьями.