Авель, брат мой (сборник)
Шрифт:
– Фигня какая-то, тепловизионное сканирование показывает отсутствие людей на позициях противника.
– Ага, мы уже на это покупались. Я увидел, поднял своих, пошли пустые траншеи занимать. Хотел уже дырку под орденок сверлить, – оскалился Шамиль, – а чуть в башку дырку не получил. Мы подошли – они как начали шпарить огнемётами. До сих пор запах горелого мяса помню. Наверное, какие-то хитрые помехи ставят, что их не разглядеть аппаратурой.
Шамиль разлил. Выпили, не чокаясь.
– Ладно, удачи тебе, пехота. И выжить.
Капитан посмотрел в спину уходящего бородача в роскошном «снеговике». Пробормотал:
– Можно подумать, что эта война – моя.
– И сразу за артналётом выдвигайтесь. Танки-то приданные в порядке?
– Чего им будет, они железные, – буркнул ротный. – Звена «журавлей» мало. Надо хотя бы десяток дронов для обработки переднего края. Положу пацанов зазря. Не нравится мне тут, странно как-то, неуютно.
– Так, тля, не курорт. Неуютно ему, ишь ты! Сам же говоришь, что контакта с противником нет. Может, они ушли давно. Чего-то ты кислый, Бондарь. Отставить нытьё и сомнения, выполняй боевую задачу!
Полковник на экране сплюнул и отключился. Бондарь нахмурился, достал сигарету. Хорошо, что не стал рассказывать про то, как две разведгруппы не вернулись, исчезли. И про призрака, которого видела вся рота. Человек в белой одежде, похожей на зимний маскхалат, подошёл к окопам, не обращая внимания на пролетающие сквозь него трассеры. Поглядел в глаза ротному, покачал головой. И растаял в воздухе.
Капитан вышел из блиндажа. Прислушался к тихому разговору дозорных:
– …лицо словно светилось! Я сразу икону Спасителя вспомнил.
Это сказал Студент, штрафной из Питера. Ему ответил Кот, бывший оператор дрона:
– Да успокойся, глюки это были. Массовая галлюцинация. Америкосы ещё не такое выдумают, у них всякой аппаратуры навалом.
– Не знаю, враги бы чудовищ каких-нибудь изобразили, чтобы нас испугать. А тут какой смысл?
– У войны один смысл – полное его отсутствие.
Капитан гаркнул вполголоса:
– Эй, на бруствере! А ну, заткнулись оба! Ночью ваш трёп за полкилометра слышно.
Докурил, вернулся в блиндаж. Лёг на самодельный топчан, уставился в закопчённый потолок. Хмыкнул: хорошо сказал Котков.
У войны один смысл – полное его отсутствие.
До времени «Ч» оставалось три часа, и случившееся заставило капитана занервничать. Вызвал Батырова:
– Вот, смотри. В развалинах этих, пять километров на север, аппаратура засекла тепловое излучение. – Капитан ткнул пальцем в планшет. – Это здание. Целое, почему-то. Вокруг одни обломки, а оно стоит. И людей показывает, видишь?
Рамиль, скалясь, вгляделся в горящие белым нейтральным цветом точки:
– Двое, вроде.
– Да, сейчас двое, а полчаса назад было штук восемь. Наверное, в подвал ушли. Короче, берёшь двух бойцов и шпаришь туда. У нас
Капрал растянул рот в ухмылке:
– Есть отставить лыбиться! Возьму Кота и Студента. Разрешите идти?
– А ты ещё здесь, что ли? Бегом давай, боец.
Батыров не уходил, переминался с ноги на ногу.
– Вы это, товарищ капитан. Браслетик-то свой проверьте. Нас отключите, а то на километр отойдём – и кирдык.
Бондарь засмеялся:
– Что, капрал, страшно? Иди с богом. Проверял только что.
Капитан посмотрел вслед Рамилю и задумчиво почесал лоб. Не мог вспомнить, отключал ли от контроля пропавшие разведгруппы.
– Странно. Красный крест на крыше. Лазарет какой, что ли?
Рамиль опустил визор, обрадовался:
– Сейчас туда придём, а там медсестрички сисястые, спиртяшка, колёса! Закатимся, гульнём, и в жопу эту атаку. Пошли, бойцы. Только тихо, под ноги смотреть. Мало ли, вдруг растяжки… Увидите что-нибудь шевелящееся – стреляйте первыми. Потому что наши все сзади остались, а здесь могут быть только чужие.
– Я не буду стрелять, – тихо сказал Денис.
– Что ты там пискнул, эмбрион?
– Я говорю, что не буду стрелять. Убивать грешно. А убивать всех подряд, не глядя, – ещё и идиотизм.
Рамиль подошёл, улыбаясь. Врезал прикладом в грудь, свалил на землю. Начал с наслаждением пинать, приговаривая:
– Какая радость, у нас тут свой христосик объявился. Сейчас крыс наловим, апостолами назначим и побежим на речку, по воде гулять.
Котков уходил, не оглядываясь, морщась при каждом хеканьи капрала. Приближающееся здание белело кругом с красным крестом внутри. Картина была странной, неприятно знакомой, но Кот не мог вспомнить – откуда.
– Эй, нас подожди! – крикнул за спиной догоняющий Батыров.
За ним плёлся Волконский, размазывая кровь по лицу.
Сергей неохотно убрал палец со спускового крючка, готовый немедленно открыть огонь. В ушах нарастал звон, будто комар пищал, приближаясь, становясь огромным и опасным. Задрал голову, прищурился: со стороны солнца летел дрон.
– Ну чего, авиатор, – спросил капрал, – слабо определить, что за птичка? Наша хоть?
– Делов-то! Китайский «журавль», я таким рулил.
Батыров поднёс к глазам визор, оскалился:
– Ага, наши звёзды вижу. И зелёные треугольники.
– Дай-ка, – Котков выхватил прибор, всмотрелся. – Точно! Это моего полка обозначение. Кто-то из ребят.
– Ну, так помаши старым друзьям ручкой, – рассмеялся капрал, – чтобы не замочили по ошибке. Могут?
– Да легко. Автоответчик «свой – чужой» у ротного, в единственном экземпляре.
Скрипнула дверь, на крыльцо дома с крестом вышла женщина в ярко- голубой куртке, следом высыпали горохом ребятишки.