Авиатор: назад в СССР 11
Шрифт:
— Правда, после того раза на заводском аэродроме перестали ставить ограждение, — пояснил Маратович.
— Правильно, мы его с Витей Рындиным и снесли. А эти ребята даже ничего не сломали, — улыбнулся Валерий Евгеньевич.
Даже мы с Колей от таких подробностей не могли удержаться от смеха. Меницкий и Маратович попросили вкратце обрисовать всю ситуацию, но она была практически идентична той самой аварии в Горьком.
— Я думал, что и этот дефект был устранён, — сказал Меницкий, задумчиво почесав подбородок.
Запах керосина
— Давайте в машину и в лётную комнату, — указал на микроавтобус Маратович.
Николай посмотрел на меня, и всё стало понятно. Не хочет Морозов ехать. Он ещё до конца не отошёл от напряжения, хоть уже смеялся и шутил. Но три выкуренных сигареты за короткое время говорят о ещё не успокоившихся нервах.
— Мы пройдёмся, Рашид Маратыч, — сказал я, и Мухаметов возражать не стал.
Облака рассеялись. Над Циолковском вышло солнце. Ветер постепенно стихал. Идти было неблизко от полосы, но Морозову это было очень нужно. Он несколько раз останавливался и делал глубокий вдох. Штанины комбинезона с каждым нашим шагом становились мокрыми от влажной травы. Я старался как-то поговорить с Николаем на совершенно отдалённые от авиации темы, но он предпочитал молчать.
Судя по всему, каждый лётчик по-разному переживает подобные ситуации. Тем более, Морозов ещё недавно говорил, что он в особые ситуации попадал крайне редко. Как всё-таки изменился он за последнее время. Ещё недавно Коля имел неофициальный титул Мистер «Я круче всех». Теперь он как-то скромен. И это настораживает.
— Погода хорошая, да? — спросил я и Морозов молча кивнул. — Как говорится, даже матом ругаться не хочется!
— Но, заставляет задуматься, — ответил Коля.
— Ты сильно переживаешь эту посадку, верно? — спросил я.
— Тебе известно, что у меня не было подобных ситуаций. В этом отношении с твоим опытом не сравнить.
— Да. Счастливчик, что ещё сказать, — улыбнулся я, и Морозов немного повеселел.
— Вух, тяжело на душе, Сергей. Мысль перед посадкой пришла. Сколько бы мы ни летали, нас всегда будет тянуть к земле, к дому. Как у тебя Вера переносит твои полёты?
— Ты сам видел. Сегодня вообще очень сильно переживала. Предчувствие у неё какое-то было. Но в целом держится, — ответил я.
— А вот за меня не переживают. Однажды во время ссоры, мне жена и вовсе сказала, что быть женой военного лётчика выгодно. Погибну, орден дадут посмертно и детей не бросят. Мол, я и после смерти много пользы принесу. Вот я сегодня и подумал об этом. За меня даже переживать никто не будет. Отработанный материал.
Блин, надо ж было додуматься такое сказать! Понятно, что ссора была, да и Коля тот ещё фрукт. Но не могу себе представить, каково Морозову было это слышать.
— Коль, да не накручивай себя. Может вам как-то поговорить, развеяться,
— Вот я и хочу на природу выехать, — перебил меня Коля.
Просто с языка снял!
— Это вообще отличная идея! Всю группу соберём с жёнами и подругами. Шашлык, речка, удочки, закидушки, уху сварим. Вторые половинки познакомятся между собой.
— Заодно и машину мою обмоем, — предложил Морозов.
— Ого! А ты чего молчал? — поинтересовался я, поздравляя Колю с покупкой.
Наш товарищ стал счастливым обладателем ВАЗ-2106. По его словам, пришлось ему потратить все чеки Внешпосылторга в «Берёзке», чтобы приобрести желанный автомобиль.
— Приобрёл машину, а так и не езжу на ней. В гараж поставил и всё, — признался Морозов.
— Значит, нужно как можно быстрее обмывать. И ты поездишь заодно.
Когда мы вышли к стоянке самолётов, внимание техсостава было обращено в нашу сторону. Кто-то даже удивился, что никогда не видел лётчиков, шагающих по бетону. Только на машине или в кабине самолёта. Сильное заблуждение!
Как только я и Николай вошли в лётную комнату, к нам тут же бросились все наши товарищи расспрашивать о произошедшем. Вновь мы пересказали всю аварийную ситуацию, но этого оказалось мало. В кабинет постоянно заходили всё новые и новые люди. Пришёл даже преподаватель Адмиралов, который пожелал узнать всё до последнего параметра на касании.
Глеб Артакович тут же предположил, в каком месте произошёл прорыв трубопровода и вспомнил об аварии Меницкого.
— Совсем уже обалдели! За четыре года вторая подобная авария, а на заводах и не чешутся исправлять недостаток, — возмутился Артакович. — Наверняка, доказательств требовали, чтобы всю серию истребителей исправить.
— Теперь у них есть ещё одно доказательство в лице залитого керосином самолёта, — ответил я, выпивая стакан воды.
Пока заканчивалось обсуждение нашей посадки, большая часть коллег покинули лётную комнату, оставив здесь только инструкторов и слушателей.
Только сейчас вспомнил, что нужно позвонить Вере, а то опять будет названивать.
Я набрал её рабочий номер телефона и стал слушать гудки. Один, второй, но к телефону никто не подходит. От чего-то я стал немного потеть. Возможно, это из-за прогулки на свежем воздухе, и нахождения после в тёплом помещении.
Иван Швабрин вопросительно посмотрел на меня, понимая, куда я звоню.
— Не берёт? — спросил он, наливая себе чай.
— Пока нет.
Ещё пара гудков и меня это начало настораживать. Может, пошла к Пчёлкину? Я положил трубку и решил выждать время.
Переодевшись и освежившись в душе, вернулся в лётную комнату. Страсти на тему нашей с Морозовым посадки улеглись. Комнату снова наполнил приятный аромат растворимого кофе, а также звуки прихлёбывания чая.
За бильярдным столом шла очередная партия между Лоскутовым и Купером, во время которой вовсю строились планы на выходные дни.