Авиатор: назад в СССР 11
Шрифт:
— Сами поймите, что ситуация была очень нестандартная, — сказал Швабрин. — Телесных повреждений мы ему не нанесли.
— Да? А мне вот тут говорят про… погоди, я записал даже, — сказал Гурцевич и придвинул рабочую тетрадь. — Итак, ушиб лобной части головы с образованием локального скопления излившейся крови и образованием псевдокистозной полости, заполненной свернувшейся кровью. Твою дивизию, что это?
— Вячеслав Сергеевич, думаю, что это синяк на лбу, — ответил я.
— Родин, ты случайно на доктора
— Он не пристегнулся и во время взлёта пошёл в кабину, — сказал Иван.
— А чего дверь не закрыли? — спросил Вячеслав Сергеевич, а потом задумчиво посмотрел в потолок. — Можешь не говорить — на этом борту она не блокируется, верно?
— Именно так. В момент набора высоты пассажир слабо держался за кресла и выкатился в грузовую кабину, — продолжил я.
— При наборе высоты на Ан-2 выкатился, значит? Прям как колобок?
— Конечно, — настойчиво утверждал Швабрин. — Я сам удивился, как это он смог. Ещё так быстро…
Вновь зазвонил телефон и Гурцевич дал команду Ивану помолчать.
— Гурцевич. Да это начальник школы испытателей. С кем я говорю? Очень приятно, — поздоровался Вячеслав Сергеевич и начал кивать, слушая, что говорит абонент на другом конце провода.
Судя по тому, что начальник школы нервно постучал пальцами по столу, позвонивший был весьма серьёзным человеком.
— И что вы предлагаете? Нет, у меня нет идей, как мне наказать лётчиков. Знаете почему? Да потому что этому вашему Егору Алексеевичу стоило бы вести себя подобающе. Да, да, вы правильно поняли! И вам не болеть! — закончил разговор Гурцевич и повесил трубку.
Начальник школы встал со своего места, подошёл к окну и настежь открыл его. Комнату сразу наполнил прохладный воздух, но он был необходим Вячеславу Сергеевичу.
— Много раз вам сегодня звонили? — спросил я.
— Четвёртый раз уже. Надоели таскаться с этим «мамкиным оладушком» Егорушкой. То с ЛИИ позвонят, то с 1го управления Министерства. Теперь вот с 10го управления позвонили. Каким боком я отношусь к ним, вообще не понимаю, — развёл руками Гурцевич и прикрыл окно.
— Пускай радуются, что довезли Егора Алексеевича целым, а то он мог и сильнее «пораниться», — сказал я.
— Знаешь, Сергей, а я тут с тобой согласен. Такие, как этот парень думают, что закон можно применять как им надо, — расстроено помотал головой Гурцевич и подошёл к холодильнику.
Он открыл дверцу и вытащил оттуда бутылку «Ессентуки».
— Вячеслав Сергеевич, вы о чём? — удивился Иван, но я толкнул его локтем, чтобы он не задавал таких вопросов.
— Мысли вслух, Швабрин. Просто мысли, — сказал Вячеслав Сергеевич, взял чистый стакан и налил минеральной воды в него. — Водички налить?
В горле у меня лично пересохло, так что
— В общем, так. Работаем дальше. Если нужно, позову, но об этой истории сильно не распространяйтесь. Осталось учиться не так уж и много. Отвлекаться на подобную ерунду я вам запрещаю, понятно? — сказал Гурцевич, и мы с ним согласились.
— Мы пойдём, а то у нас сегодня ещё ночные вылеты, — сказал Швабрин и начальник школы отпустил нас.
И вновь зазвонил телефон. Очень хотелось послушать, что ответит Гурцевич, хотя это могли звонить и не по вопросу полёта на Ан-2.
— Гурцевич. Да, я его начальник. И что? Можете передать Егору Алексеевичу, что если у него слабый желудок, в следующий раз может лететь «Аэрофлотом» или ехать на машине. Я сейчас уточню, — произнёс по телефону Гурцевич и остановил нас жестом. — Вы зачем резкие отвороты делали?
Мыслей было много, но пришедшая в голову первая — оказалась самой верной.
— Птиц много. Прям стаями летали, — ответил я со всей серьёзностью.
— Да. Здоровенные чайки и альбатросы над рекой, — добавил Иван, но Гурцевич на это иронично улыбнулся.
— Птиц было много по маршруту. Да, те самые знаменитые подмосковные птицы. Конечно, больших размеров. Орланы просто! Да не за что, — сказал Вячеслав Сергеевич и повесил трубку. — Свободны, товарищи!
На этих словах мы и вышли из кабинета. Как только захлопнулась дверь, телефон зазвонил снова. Кажется, сегодня побиты все рекорды звонков начальнику школы испытателей. Дойдя до лётной комнаты, Иван остановил меня, чтобы обсудить произошедшее. Из комнаты доносился звучный голос Купера вперемежку с бильярдными ударами.
— Ну, что, пронесло? — тихо спросил Швабрин, остановившись перед дверью.
— Хотели бы нас наказать, мы бы уже об этом узнали.
— Если честно, я не думал, что этот тип рот будет открывать. Пьяный, вёл себя опасно на борту, на фельдшера орал — как таких вообще держат в Министерстве! — возмутился Иван, поправляя воротник лётного комбинезона.
— А ты думаешь, что у секретаря ЦК сын будет плохим? — спросил я.
— Неа. Никогда. Только это тут причём?
— Как раз одного из таких сынов мы с тобой вчера и везли с Луховиц, — подмигнул я, и Ваня совсем обалдел.
— Плохо воспитал его папа. Может, неродной?
Ага, клонированный! Во все времена дети элиты разделялись на тех, кто уважает свою фамилию и на тех, кому не стыдно эту фамилию опозорить.
— Кстати, а ты не запомнил его фамилию? — спросил я.
— И не пытался.
Зайдя в лётную комнату, мы с Иваном расположились на диване, попивая чай и слушая очередную историю Купера. Боря Чумаков с Лоскутовым как раз закончили партию, в которой наш товарищ проиграл инструктору какой-то напиток.