Австралийские рассказы
Шрифт:
Том Ингейт давно уже взял себя в руки. Он спокойно сказал мальчику:
— Не знаю, что нашло на меня, сынок. Наверно, это нервы, как говорит доктор.
Но мальчик не слушал и отводил глаза. За столом он не проронил ни слова и, покончив с едой, тут же отправился в свою комнату. Там он достал из сундука тетрадь с вырезанными из газет фотографиями оружия, положил ее на стол и, придерживая локтем парализованной левой руки, стал здоровой рукой вырывать из нее страницу за страницей.
Он вышел из своей комнаты только на следующее утро. Дядя Том уже ушел
— Почему ты не стал прощаться с дядей? Чем он не угодил тебе?
Однокрылый и сам не совсем ясно понимал, в чем дело. И во всяком случае, он не стал бы разговаривать об этом с матерью. Это было чем-то очень личным, о чем можно говорить только с мужчиной, а не с женщиной, и тем более не с матерью. Но миссис Ингейт догадывалась, что происходит в душе Однокрылого.
— Солдатская служба — это не веселая прогулка, — сказала она, — как считают многие. А потом у них открываются глаза.
Однокрылый вышел из дому, прежде чем мать успела сказать все, что собиралась.
На улице его ждал Дик Томпсон. Однокрылый испытующе посмотрел на товарища. Он готов был отлупить Дика, если бы тот посмел хотя бы упомянуть о дяде Томе. Но добродушный на вид силач ни словом не обмолвился о нем. Он вел себя, как обычно.
— Что будем делать сегодня, Однокрылый? — спросил он.
— Не знаю.
— В городе сегодня полно солдат, — сказал Дик, — у меня есть деньги на пару пирожков. Я думаю, нам этого хватит. Что скажешь?
Однокрылый отрицательно покачал головой.
— Пошли купаться, Дик.
Они шли по улице, громко разговаривая, как все мальчишки. Они говорили о будущем. Они собирались стать футболистами, а не солдатами.
— Я бы, пожалуй, играл за «Футскрэй», — сказал Дик.
— А я бы выбрал «Коллингвуд», — отозвался Однокрылый. Он немного помолчал и потом спросил: — Как ты думаешь. Дик, они возьмут меня? С такой рукой?
— Конечно возьмут, — сказал Дик. — Отец рассказывал мне об одноруком нападающем, который играл за «Норскот», и к тому же лучше всех.
Ребята бодро подошли к трамвайной остановке. День был теплый и погожий. Приветливо светило солнце, его лучи серебрили серую улицу и заливали теплым румянцем темные фасады домов.
Килли Теннант
Отверженный
Перевод А. Касаткиной
В двух мальчиках, шагавших рядом по грязной улочке, нетрудно было угадать братьев. Одинаковые голубые глаза под прямыми бровями, одинаково вздернутые носы и белокурые волосы, одинаковые веснушки. Но на этом их сходство кончалось.
В пятнадцатилетием Джиме уже сквозила та непреклонная решимость, которая навсегда осталась главной чертой его характера, а девятилетний Тедди
— Тут что-то неладно, — говорил Тедди, — а то зачем бы она дала нам денег на кино?
Он поглядел на старшего брата, но Джим промолчал. Он лишь ссутулился, подняв воротник пиджака, чтобы укрыться от мелкой измороси, струившейся под фонарем, словно поток серебристого пепла.
Уже наступили холодные зимние сумерки, хотя было только пять часов. Они свернули на улицу Роз, их «собственную» улицу — узкий переулок, по одной из сторон которого тянулась глухая стена мебельного склада, а по другой — убогие домишки. Улица Роз пользовалась дурной славой. Даже балкончики, нависавшие над тротуаром, были похожи на нахмуренные брови.
Дверь дома номер 17 была закрыта и заперта на замок. За ней было темно. Мальчики поискали ключ, но на обычном месте над дверью его не оказалось.
— Они, должно быть, ушли куда-нибудь, — сказал Джим вслух и подумал, что, наверное, отец и та женщина, которая называет себя их матерью, опять придут домой вдребезги пьяными. — Может быть, они оставили ключ у миссис Харрис?
Миссис Харрис, которая жила рядом, слышала, как они стучали. Когда Джим заговорил, она чуть-чуть приоткрыла дверь и приложила глаз к щелке, желая убедиться, что это стучат не полицейские и не сборщики налогов.
Это была высокая женщина с громким приветливым голосом, который был под стать ее добродушному виду. Узнав мальчиков, она широко распахнула дверь.
— Эй, Джимми, что вы тут делаете? — спросила она.
— Где отец и мать, миссис Харрис? Они что — ушли?
Лицо женщины стало растерянным и озабоченным.
— Да ведь они уехали, — сказала она медленно, — сегодня днем. Разве вы не знаете?
Старший мальчик покачал головой.
— Они нам ничего не сказали. Куда они уехали, миссис Харрис?
— Ей-богу, не знаю! Я так и думала, что дело нечисто. И ничего вам не сказав, бедные ребята! Подлость какая! Эй, миссис Джордж, — крикнула она проходившей мимо соседке. — Тут вот эти Адамсы сбежали и бросили своих ребят. Не знаете, куда они отправились?
Стали собираться сочувствующие. Улица Роз привыкла к тому, что жильцы исчезали накануне платежного дня, но родители, бросающие своих детей на произвол судьбы, были в новинку даже для улицы Роз.
— Они, должно быть, забыли предупредить вас, Джимми. В этом все дело. Не могли же они просто так вас бросить.
— Нет, они знали, что делали, — сказал Джимми сурово и сдержанно. — Мы им просто надоели, вот и все. Они говорили, что мы им надоели.
— Ну, — промолвила с негодованием одна из соседок. — хуже такой мерзости не придумаешь — улизнуть и бросить двух несчастных ребяток без всякой помощи! Даже волк такого не сделает.
— Что же им теперь делать?
— Эти гадины небось рассчитывали, что ребят заберет «Охрана детей», если они пойдут в полицию.
— В полицию! — угрюмо проворчал сосед. — Не нужна им ни полиция, ни «Охрана детей». Уж лучше им, беднягам, помереть, чем попасть в приют.