Автохтоны
Шрифт:
– Скажите, вчера… очень пожилой и очень разговорчивый… он всегда тут обедает?
– Это вы про Давида? Давид Вейнбаум? Ну да, каждый вечер. Приходит ровно в семь. И садится за вон тот столик. Это его столик.
За спиной официанта старые часы с маятником, резные, словно готический собор, показывали без пяти четыре.
– А сейчас где его можно найти, не знаете?
– В «Синей Бутылке».
– Это что, паб?
– Кофейня. Пабы – это для приезжих. Помешались все на этих пабах.
– А далеко?
– Тут все близко. Налево,
– Дальше понятно. Он ее успел отравить, но влюбился. А сделать ничего было уже нельзя, и тогда он сам отравился этим лекарством. Признался ей, она его простила, и они провели несколько счастливых недель, а потом умерли друг у друга в объятиях.
– Вы знали!
– Нет, просто городские легенды все сляпаны по одной и той же схеме. Немного секса, немного страха. Немного жестокости. Немного морали. И главное – чтобы печальный конец. Легенда, собственно, танцует от финала.
– Кому нужны легенды со счастливым концом, – дублер вчерашнего бэтмена убрал меню, – это уже не легенда, а дамский роман. Им жесть подавай, туристам. Катарсис за чужой счет, вот что им нужно.
На улицах народу еще прибавилось, хотя, казалось, уже некуда. Он шел, огибая встречных, чечевичная похлебка приятно плескалась в желудке. Горячее, острое, чуточку кислое – самое то в такую мерзкую погоду.
Девушки, увитые плющом, стояли уже на каждом углу, пустые пластиковые стаканчики горкой громоздились на подносах, волынщик обрел брата-близнеца, словно в мексиканском сериале, и теперь они наяривали вдвоем, но заунывные жалобы волынок терялись в шуме и смехе. Ловко лавируя в толпе, прошел, чуть покачиваясь, великан на ходулях, за ним второй, словно бы иная порода существ, сосуществующих с людьми, вполне, впрочем, мирно. Пока что мирно.
Подворотня съела все звуки и выпила все огни. Сырые своды, и дальше, уже в колодце двора, ржавые пожарные лестницы, темные стены, крохотный лиловый квадратик неба над головой. Под облупившейся штукатуркой проглядывал готический шрифт старой вывески. Наверное, оставили нарочно. Такая фишка.
Капля с карниза упала ему на веко. Он сморгнул.
И увидел тянувшуюся из-за приоткрытой тяжелой двери паутинку лучей. Под прокопченными балками низкого потолка на столиках оплывали свечи. Два столика были пусты, за третьим два старика играли в шахматы. Пахло кофе. Хорошим кофе.
Портал, открывшийся там, где раньше
– А, это вы?
Вейнбаум, казалось, не удивился. Вздохнул и смешал фигуры корявой ладонью. Его грузный и неподвижный партнер не отреагировал, словно и сам был увеличенной шахматной фигурой.
– Не хотел вам мешать.
– Все равно у меня король под шахом. Так я вас слушаю.
– У меня к вам предложение. Деловое. Давайте присядем вон там, в углу, и поговорим. Или, если хотите, я подожду. Закажу кофе.
Вейнбаум, кряхтя, встал и отодвинул тяжелый стул. Бейсболку Вейнбаум так и не снял и уши под ней смешно топорщились.
– Посиди пока здесь, Марек. Я скоро вернусь.
Темная бугристая столешница была в каплях застывшего воска.
– Хотите я угадаю цель вашего визита? Вы намереваетесь нанять меня в качестве консультанта.
– Поражен вашей проницательностью, мистер Холмс. Но да, вы правы. С почасовой оплатой.
Он назвал сумму.
– Устроит?
– Вполне. Мне все равно нечего делать.
Консультант – это человек, который соглашается делать за деньги то, что в свободное время с удовольствием делает бесплатно.
– Вот и отлично. Вы знаете город. Знаете людей. А я тут чужак.
– Ну, это поправимо. Вы, кстати, сегодня где завтракали?
– Какое это… В «Кринице». А что?
– Нет, ничего. А обедали?
– У Юзефа. Это важно? Там, кстати, мне сказали, где вас найти.
– Все верно. Мы тут с Мареком играем в шахматы. И к нашему приходу меня уже ждет кофе и ромовая баба. Это очень важно – свежая ромовая баба.
Угасающая жизнь, которая держится вкусом ромовой бабы, запахом кофе, каждодневными ритуалами, жесткой координатной сеткой, наложенной на пространство-время.
Вейнбаум смотрел на него слезящимися выцветшими глазами, и у него возникло неприятное ощущение, что Вейнбаум – телепат. Они тут все телепаты, что ли?
– А это правда дом доктора-отравителя?
– Ни в коем случае, – строго сказал Вейнбаум. – Это дом, в котором влюбленные отравились колбасой. Двойное самоубийство. Весьма эксцентрично. Непреклонный папа девушки был колбасником, видите ли. А дом доктора-отравителя напротив. Вам вообще что нужно?
– Я ищу кое-кого. Нет. Не так. Собираю сведения о неких людях.
– Мертвых?
– Да. Мертвых.
– Тогда вы обратились по адресу. Большая часть моих друзей – мертвецы. Полагаю, вы были у Воробкевича?
– Я был у Воробкевича. У него… с головой все в порядке?
– Вы можете совершенно положиться на Воробкевича. Он ложку мимо рта не пронесет.
– Но он постоянно разговаривает сам с собой.
– Что вы! Вы все неверно поняли.
Девушка, пухленькая и свежая, словно лиотарова подавальщица шоколада, налила из турки кофе в крохотные чашечки, поставила холодную воду в запотевших стаканах.