Автопортрет художника (сборник)
Шрифт:
Так что о поваре-неудачнике скорбели только семеро его учеников. Ребята собрались ночью на кухне, и, освежив зелень и мидии – потому что ресторан превыше всего, – поклялись отмстить за гибель учителя.
– Мы будем семеро ронинов, – сказал Арбалет.
– После того, как отомстим, сделаем сеппуку, – сказал Автомат.
– Может, харакири? – спросил Меч.
– А от чего кончаешь дольше? – спросил вечно отстающий Лук.
– Идиот, – сказали ему хором.
Ученики принесли клятву,
«Мы убьем вас, а потом убьем себя, нечестивец Олег Варонен. Мы УЖЕ мертвы, поэтому нам ничего не страшно. Вы позволили себя посягнуть на жизнь нашего учителя. Он растворен в своем Дао. Вы думаете, что ухватили самого Бога за его Дао… Посмотрим, насколько крепки ваши Дао, гнусный вы человек. С гибелью нашего учителя мы уже мертвы. Что же. Добро пожаловать в наш клуб. Клуб семерых мертвых посвященных…».
Молва назвала их Семь Мертвых Пидарасов.
ххх
… Олигарх попробовал освободиться рывком, но у него ничего не получилось. Как глупо попался, с досадой подумал он. Ясно же было, что молва о каком-то сельчанине, у которого есть подпольный цех по производству муки, просто подстава Семерых Мертвых Пидарасов. Но жадность толкнула Олега на то, чтобы рвануть с проверкой сюда, на самый край Молдавии. Тут семеро, поднаторевшие в самбо в ожидании уроков Токуги, и уничтожили его охранников. А сейчас убьют и его…
– Мы дадим вам шанс умереть достойно, – сказал Арбалет.
– Даем вам пять минут, – сказал Меч.
– Вы можете написать предсмертное хокку, а потом пронзить себя, – сказал Автомат.
Олигарх глянул на то, чем ему предлагали себя пронзить. Огромный розовый фаллос.
– После того, как вы это сделаете, – продолжил Лук, – мы, чтобы прервать ваши мучения, отрубим вам голову мечом Токуги…
– Это прекрасная смерть, – хором сказали парни.
Олигарх сел на корточки, и понял, что это конец. Подумал, глядя на рыжеющие осенние поля Молдавии, вспомнил, почему-то, своих давних соседей, последил взглядом за дымом над крышами бедной молдавской деревни… Взял перо, бумагу, и решительно начертал.
«По огненному полю в ловушку из кольев
Бежит молдаван босоногий. Казалось ему
За наценкой спешить будет вечно, попал же в ад…
Молча протянул стихи одному из Семерых. Тот прочел стихи вслух. Семеро Мертвых Пидарасов поощрительно помолчали.
– Мы надеемся, ваша карма улучшится, и предлагаем вам по традиции самураев взять перед смертью в знак очищения и отказа от прежней кармы новое имя, – сказал почтительно один из семерых пидарасов.
– Пусть будет м-м-м-м, – задумался Олег.
– Педик-сан, – предложил Арбалет.
– Я не педик! – воскликнул Варонен.
– Ой ли? – воскликнули семеро.
– Ну-у-у-у, – сказал, вспомнив всё у сосны, Олег.
После чего решительно спустил штаны, и всадил в себя оружие сеппуки. Меч Токуги Икагари, не замедлив себя ждать, отсек голову Педика-сана, в прошлой жизни Олега Варонена, и подарил ему новую карму. Семеро, проводив взглядом прыгающую с пригорка голову, стали прощаться…
… О дальнейшем до сих пор поют под аккомпанемент арфы во всех гей-клубах СНГ, в том числе, и в двух с половиной молдавских. Семеро молодых учеников Токуги Икагари, раздевшись и обнажив свои прекрасные тела, соединились в Живую Цепь Любви. На Земле их ничто не держало, они исполнили свой долг. Итак, они образовали хоровод своими телами. После чего, по очереди, каждый отрубил ритуальным мечом голову впереди стоящего. Последний из оставшихся отрубил себе голову сам, и этот импровизированный хоровод, конвульсируя, опустился оземь и оросил ее прекрасной молодой кровью… Эстеты говорят, что это выглядело, как венок из кроваво-красных одуванчиков. Эстеты, конечно, преувеличивают, а то и просто выдумывают. Но эстеты, они как учителя карате или повара японских ресторанов.
Пока их не избили в уличной драке, они могут позволить себе пофантазировать…
НАШЕ С КУСТУРИЦЕЙ КИНО
– Кустурица?! – спросил я. – Да он же десять лет назад еще исписался!
– То же самое говорят про тебя, чувачок, – сказал Корнел.
– Говори, пожалуйста, по-русски, – попросил я.
– По-русски это как? – спросил он. – Блядь, на хуй, в жопу?
– Да хоть так, лишь бы не «чувачок» этот.
– А чем тебе не нравится это слово, чувачок? – запереживал Корнел.
– Господи, стоит молдавану сраному поехать на Гоа на шару за питание и мелкие услуги какому-нибудь Мхабавате Шранапуте долбанному, как он начинает свистеть, словно хиппи семидесятых, – сказал я то, что говорил ему сотни раз.
– И не Мхабавата, а Мгабавата, – сказал Корнел обиженно. – И не за мелкие услуги, а за помощь в организации поездки.
– Проще говоря, ты тащил им чемоданы.
– И чемоданы тоже, – кивнул он.
– Ненавижу йогов, – сказал я.
– Это еще почему? – спросил он.
– Во-первых, вся эта тема сраная, йогов, просветления и Гоа, она уже лет пятнадцать как не модна, а до вас, молдаване тупые, только сейчас дошла, – сказал я.
– Твое обычное молдоненавистничество, – сказал Корнел, сворачивая сигарету.
– Во-вторых, мне рассказывали про одного кретина, который занимается йогой целыми днями, не работает, а его жена бьется с двумя детьми, а он говорит, что их нужно кормить одной пропаренной гречкой, – сказал я.