Автопортрет художника (сборник)
Шрифт:
– И полицейские благородные трахают парней в сраку на глазах бедной девочки, – улыбнулся Колин.
– Что за чушь, – сказал я.
– Менты бы просто отдвинули парней и дотрахали бы девку, и попробуй она пикнуть потом, – сказал я.
– А парням бы дали срок за изнасилование, и поделом, – сказал я.
– Про это она тоже писала, – сказал Колин, – ну, про то как насильников трахают в тюрьмах.
– Ее данные устарели, – сказал я.
– Насильников в тюрьмах давно уже никто
– Это утешительный миф для изнасилованных девочек, – сказал я.
Колин пожал плечами.
– Их поймали? – спросил я.
– Нет, конечно, – сказал Колин.
– Сколько ей сейчас? – спросил я.
– Двадцать пять, – сказал он.
– Блядь, – сказал я.
Я подошел к девушке. Она была ничего, только дерганная. Преподавала в этой же школе после института. Я попросил ее показать мне лицей. Она радостно согласилась, но уже в коридоре, глядя на мое обручальное кольцо, подавила горький вдох, и чуть ссутулилась. Опять меня трахнет женатый, говорил весь ее вид. Я не стал разубеждать. Я еще не был ни в чем уверен. В каком-то классе она села на парту с ногами, обхватив колени. Так садятся все долбанутые провинциальные поэтессы до 60 лет включительно. Они так Кокетничают. Но мне было не до того.
– Послушайте, – сразу приступил я к самому важному.
– Вы себя одиннадцать лет уже трахаете, мочитесь на себя, и снимаете это все на блядскую камеру.
– ХВАТИТ, – сказал я.
– Забудьте все это, – сказал я, довольный собой.
– А по моему, ты хочешь меня выебать, – сказала вдруг она.
И приподняла юбку. Стали видны ее ляжки. Литые ляжки. Я вдохнул поглубже.
– Послушай, – сказал я, – это тебя калечит.
– Да нет же, ты ЯВНО хочешь меня выебать, – сказала она.
– Не хочу изменять жене, – сказал я.
– Ты уверен, что она не изменяет тебе? – спросила она.
– Никогда нельзя быть уверенным на все сто, – сказал я.
– Так за чем же дело стало? – спросила она.
– Ты прячешься, – сказал я, а она облизала губы.
– Ты просто маленькая изнасилованная мокрощелка, которая прячется сейчас за нимфоманкой, – обрисовал я ее положение.
– А я-то думал тебе помочь, – сказал я, и повернулся.
Она налетела сзади и попробовала снять с моей щеки кусок кожи. Я еле увернулся, и приложил руку к щеке. Кровища капала. Теперь не имело значения, что подумает жена, потому что подумает она одно. Я дал суке пощечину, а потом еще одну. Двинул кулаком справа по корпусу. Она скрючилась и сказала:
– Никто не поверит, что ты меня не трахнул.
– Я тебя ЕЩЕ не трахнул, – сказал я.
Ударил ее еще раз, и, прижав ей голову к парте, задрал платье повыше. Все, что было под ним, наоборот, опустил. И воспользовался указкой, лежавшей неподалеку, в не совсем обычном формате. Плюнул на тупой и округлый конец и задвинул.
– О-о, ты Боже же ты мой, – сказала она.
– Хотя бы протер, – сказала она.
И завиляла задницей. Через полчасика она кончила раз восемнадцать – как раз столько, сколько кончила бы, трахай ее то количество насильников, о которых она явно мечтала. Немудрено. Я работал, как кочегар паровоза в черно-белом кино с убыстренным показом. Туда-сюда, туда-сюда. Угольку подкинуть! Вот она и заполыхала. Я бы работал до утра, но она попросила остановиться, и буквально свалилась. Я присел рядом, держась за указку. Получалось, что я держу ее, словно эскимо какое-то.
– Скажи мне честно, ты специально пошла той ночью мимо ПТУ, или где там тебя трахнули? – спросил я.
– Наверное, да, – тяжело дыша, ответила она.
– Ясно, – сказал я.
– Прости детка, не знаю, что на меня нашло, – сказал я.
– Нашло?! – спросила она.
– Да я люблю тебя, – сказала она.
– Будем встречаться почаще? – спросила она.
– С этим проблемы, я не хотел бы огорчать жену, – напомнил я.
– Ни хера себе верность, – сказала она.
– Ну, я же тебя не трахнул, – сказал я.
– Формально нет, – сказала она.
– Считай, тебя трахала рука Бога, – сказал я.
– Какие сильные и нежные у Него руки, – сказала она.
– Ты выздоравливаешь, – сказал я.
– Пойми, – сказал я, – нет ничего плохого в том, чтобы быть и шлюхой.
– Люди разные, – сказал я. – Если ты сама пошла, значит ты сама и хотела.
– И, значит, – сказал я, – не на что жаловаться и переживать не стоит.
– Плюнь и разотри, – сказал я.
– А о чем я буду стихи писать? – спросила она.
– Как тебя указкой трахнули, – предложил я.
– Это идея, – сказала она.
И попросила:
– А теперь вынь указку, пожалуйста.
ххх
Излеченная поэтесса пошла куда-то подмыться, а я направился обратно. Поэтический кружок слегка разбушевался: они выпили аж по поллитра вина каждый! Я с грустью подумал, что это одна шестая моей былой разминки. Но из принципа продолжил цедить воду.
– Что у тебя с щекой? – спросил какой-то придурок.
– Раны Господни, – ответил я.
– Господень. Господне, Господняя… – сказал он с неудовольствием.
– Бог этот сраный, все это все НЕАКТУАЛЬНО уже, коллеги, – сказал он.
– Прости, я не из Кишинева, я из провинции, – соврал я.
– Не успеваю следить за модой, понимаешь… – сказал правду я.
Он важно кивнул. Потом вдруг сказал: