Автопортрет художника (сборник)
Шрифт:
– Вот уже пять лет я, к счастью, не работаю в газете.
– Так что идите на хер, – сказал я.
После третьего звонка стало ясно, что звонит или продавец кредитов, или адвентист Седьмого Дня. Только эти ребята бывают так упрямы.
– Ну хорошо, – сказал я. – Слушаю.
– Чудак человек! – сказал голос в трубке, и я поморщился.
– Ты написал клевый текст, но я, конечно, говорю не о газетном! – сказал он.
– А о каком? – спросил я.
– Я говорю о твоей поэме.
– Ты что, не узнаешь
– Конечно узнаю! – соврал я.
– Я же Мажуров, я же литературный журнал в Молдавии начал выпускать! – сказал он.
– А! – так и не вспомнил я.
Он нашел меня пару лет месяцев. Все они находили меня пару месяцев, дней, или лет назад. Сказал, что собирается выпускать литературный журнал в Молдавии – с таким же успехом он мог начать выпускать журнал про девственность в палате нимфоманок, – и попросил что-то. Ну, я уважаю мужество обреченных. Послал ему какую-то поэму, и продолжил дальше винцо пить, – в последнее время я предпочитаю белое сухое, – да рассказы писать. Он, конечно, пропал, потому что все они полны планов и энтузиазма ровно до тех пор, пока не наступает пора что-то Сделать. Ну, что же. Этому от трепотни до журнала хватило всего полгода. Можно сказать, по местным меркам он был торопыгой. Уникумом. Собираются-то все, а выпустил только этот. Ладно. Поэма была странная, но неплохая. По крайней мере, мне так казалось. Он, похоже, разделял это мнение.
– Ты написал клевый текст, – сказал он.
– Но мы не можем его взять, – сказал он.
– Разумеется, – сказал я, – будь он таким, чтоб вы смогли его взять, я бы его вам хер отдал.
– Ты наверное, хочешь знать, почему мы его не можем взять? – спросил он.
– Нет, конечно, – ответил я.
– Там много мата, – сказал он, понизив голос.
– Да ну, блядь, – сказал я.
– И ты там обосрал Молдову, сказал он, понизив голос
– Ты обосрал Молдову КАК ОБЫЧНО, – сказал он, понизив голос ЕЩЕ.
Я вышел из комнаты на галерею, с которой у нас виден соседский дом, и подставил лицо солнцу. В Молдавии начиналось лето. Собеседник молчал. Это тоже объединяющая их черта: все они звонят по мобильному и пиздят, ну, или молчат, не жалея денег. У людей нет денег ни на что, но зато они говорят ни о чем по телефонам часами. Меня всегда это удивляло. Это же, мать вашу, дорого, разве нет?
– Ты молчишь? – сказал он.
– Ага, – сказал я, лениво загорая.
– Так вот, ты, как обычно, побросал грязью в Молдову, поэтому мы не можем взять текст, – сказал он.
– Говори по-русски правильно, – попросил я.
– Правильно это как, – спросил он, – блядь, на хуй, в жопу?
Мы рассмеялись.
– Я вижу, ты почитываешь то, что я пишу, – сказал я.
– А как же, – сказал он, – ты молодец, огонь!
– Тем не менее, – сказал я.
– Молдавию, а не «Молдову», – попросил я.
– Ладно, Молдавию, – сказал он. – Ты ее очерняешь.
– А мы еще не настолько окрепли, чтобы позволить себе напечатать текст, после которого журнал прихлопнут, – сказал он.
– Очень, очень плохо ты пишешь о Молдавии, – погрустнел он.
– А что в ней хорошего, кроме меня? – спросил я.
– Ты самовлюбленец, – похоже, ему это нравилось.
– С другой стороны, должен же тебя ХОТЬ КТО-ТО любить, – сказал он.
– Пусть даже это ты сам, – сказал он.
Я постарался объяснить ситуацию. Да, в Молдавии меня не любят. Но кто? Не любит еврейская тусовка – люди по полстолетия выстраивают какие-то странные схемы, меняя очередь в кооперативе на диссертацию математика в Академии Наук, а это все – на центнер парной телятины, а ее в свою очередь – на место в Союзе Писателей этой Молдавии сраной. А тут приходит какой-то гой сраный, и бац, срывает бинго. Не любит молдавская тусовка – они еще проще еврейской, и обходятся без лишних звеньев, они начинают сразу с парной телятины. Этих ребят бесит, что сраный русский монополизировал право на всю литературу молдавскую. Наконец, русская… Это единственные из перечисленных, кто здесь умеет есть вилкой и ножом одновременно. Но и они меня не любят – я не ждал своей очереди, и не написал ни одного рассказа про Березы, Матёру, и Тоску по Исторической Родине. А просто взял, да и начал писать, нахал сраный. Про украинские, татарские, немецкие, польские, и прочие клоповники, я вообще умолчу…
– Ну и что в этом хорошего? – спросил он.
– Это все недоэлита сраная, – сказал я.
– Зато меня любит Народ, – сказал я, развеселившись.
– Народ, которому я пишу свои блядь поэмы, – сказал я.
– В которых написано, что Молдавия – пизда мира, – испуганно сказал он.
– Что?! – спросил я.
ххх
От удивления я едва с галереи на крышу второго этажа не свалился. Черт, сказал я, а ну повтори то, что ты сказал?
– В твоей поэме написано, – повторил он
– МОЛДАВИЯ – ПИЗДА МИРА, – сказал он отчетливо.
– Бог ты мой, – сказал я. – Ты уверен?
– Текст у меня перед глазами, – сказал он.
– Ну, а что, неплохое сравнение, – сказал я, подумав.
– Молдавия пизда мира… – сказал я задумчиво.
– А знаешь, очень даже, – сказал я.
– Молдавия пизда мира… – грустно сказал он.
– Ну и что? – спросил я, – Пизда это плохо, что ли?!
– В нее трахают, ей рожают, она центр мира, – сказал я.
– Это комплимент Молдавии, если на то пошло, – сказал я.
– Грубая метафора, – сказал он.
– Я думал, это гипербола, – сказал я.
– Что? – спросил он.
– Не заморачивайся, – сказал я.
– Ты журнал-то видел? – спросил он.
– Да, – соврал я.