Айсолтан из страны белого золота
Шрифт:
другую — в левой, он вопрошает:
— Какое сначала? Какое потом? Кому «ясман-
салык»? Кому шампанское?
— Потды-хан, думается мне, что тебя этому учить
не надо, — гово-рит Бегенч.
— Ну, тогда «ясман-салык» — нам, а с
серебряным горлышком — женщинам.
Нурсолтан и Джерен, если уж говорить по
совести, с большей охотой остались бы сидеть на ковре;
пить вино им тоже не очень-то по нутру. Но разве
можно обижать молодежь? Сейчас поднимут крик:
«Что, Джерен-эдже, Нурсолтан-эдже, вы все никак не
расстанетесь со своим шариатом?» И Нурсолтаи и
____________________________________________
К о у р м а — жареное мясо.
Джерен сидят за столом и покорно ждут, когда им
нальют вина.
Когда из бутылки с серебряным горлышком со
звуком, подобным выстрелу, вылетает пробка и
ударяется в потолок, Нурсолтан и Джерен, вздрогнув,
дружно ахают.
Потды смеется:
— Ай! Спасайся, кто может! Неприятель напал!
А вы еще хотите с нами на одном языке
разговаривать!
Потды разливает вино и шампанское в пиалы.
— Ну, кому из хозяев дать первое слово?
—спрашивает он. — У тебя, Джерен-эдже, большая часть
жизни прошла, а ты еще не научилась пить вино,
а ты, Бегеыч, хоть и обучаешься помаленьку, да у
тебя дума сердца витает где-то уж больно высоко...
Не везет сегодня Потды, никак не удается ему
развернуться. Чары прерывает его речь:
— Ну, ты, самозванный распорядитель, первое
слово предоставь мне.
— Слыхали? Он же секретарь, попробуй, не
предоставь ему слова! Говори!
Чары придвигает к себе пиалу с вином.
— Мы пришли сюда прямо после заседания
правления колхоза совместно с партбюро...
Этого уж Потды никак не может выдержать; он
хватается за гс-лову:
— Ай, ай, ай, эту новость я сам хотел сообщить,
да по дороге они на меня такого страху нагнали...
Чары спокойный, серьезный человек, но Потды
кого хочешь выведет из себя. Чары стучит пиалой
о бутылку и говорит сердито:
— Потды, обуздаешь ты свой язык или нет! Ты
ведь мне предоставил слово, — ну, так сиди и молчи.
— Сижу и молчу.
Чары хочет продолжать, но его снова перебивают,
на этот раз Айсолтан.
— Если было такое заседание, то почему меня не
известили?—спрашивает она с досадой, и даже
брови вздрагивают у нее от негодования.
— Подожди, Айсолтан, этому есть причина. Да...
Так вот, на совместном заседании обсуждался один
вопрос...
— Какой вопрос?—нетерпеливо спрашивает
Айсолтан.
Чары молчит, ставит пиалу на стол.
Упустить такой момент не в характере Потды. Он
хватает свою пиалу, кричит:
— Ой, якши! Остальное доскажу я!
Но Бегенч стучит вилкой по столу и грозит
Потды кулаком.
— Да что вы душу-то тянете из
людей?—восклицает Потды. — Ему дали слово, а он молчит, я хочу
сказать, а мне кулак показывают, грозят. Давайте
тогда пить безо всяких слов.
Айсолтан, как видно, даже забыла, что она в
гостях, а не на собрании. Она встает, говорит деловито:
— Потды, помолчи, дай отдохнуть своему языку.
Ну, Чары, ты не обижайся, говори дальше.
— Только уж, пожалуйста, больше не
перебивать. — Чары поднимает пиалу. — На собрании
обсуждался сегодня вопрос о том, кого послать
делегатом в Москву на Всесоюзную конференцию
сторонников мира...
Потды снова хватается за пиалу, кричит:
— И мы...
Но Бегенч опять грозит ему кулаком.
— И мы все единогласно выдвинули делегатом от
нашего колхоза Айсолтан Рахманову, — заканчивает
Чары.
Айсолтан смотрит на Чары, широко раскрыв
глаза, изумленно надломив брови. Потом ее ресницы
опускаются, она склоняет голову. Горячий румянец
радости и смущения заливает ее лицо. Бегенч
взволнованно смотрит на Айсолтан. Нурсолтан и Джерен
одновременно взглядывают друг на друга, и, как
видно, каждая из них без слов читает мысли другой.
Чары встает:
— Так выпьем, друзья, за здоровье Айсолтан!
Б егенчу не спится в эту ночь. Он лежит,
закинув руки за голову, а сердце сладко
щемит у него в груди. В окнах уже начинает
светлеть, когда Бегенч ненадолго забы-
вается.
Пробудившись внезапно, словно его окликнули,
он встает и, набросив на плечи халат, выходит
во двор. Багровое, круглое, точно разрезанный
пополам арбуз, солнце проглядывает сквозь ветви
деревьев. Небо прозрачно и чисто, как светлогэлубое
стекло. Ночной свежий ветер стих, и листья на
деревьях застыли, словно нарисованные. Аромат свежей
листвы, плодов и сочных, спелых дынь пьянит Беген-
ча. Сжав кулаки, широко раскинув руки, он
потягивается, зевает, обводит глазами двор. Крупные
черные и белые куры в углу, за проволочной решеткой,