Айсолтан из страны белого золота
Шрифт:
случилось с ней сегодня. Это случилось, когда они
стояли рядом среди зеленых шелковистых листьев
и шуршащих коробочек, а гибкие ветки хлопчатника
сплелись над ними, как шатер. Это продолжалось
только минуту, но разве это была не самая
сладостная минута в ее жизни? Почему же она не
продлилась год, вечность? Разве Айсолтан не отдала
бы за нее все, что у нее есть, все, что у нее будет?
Почему в эту прекрасную, как солнце,
как песня, минуту окликнули ее? Почему нарушили
первую в ее жизни такую необыкновенную радость?
Этот неуместный оклик помешал Бегенчу произнести
то, чего она ждала, помешал их сердцам раскрыться
навстречу друг другу. Эта минута! Возвратится ли она
когда-нибудь? Или она была так же коротка, как
жизнь мотылька-однодневки? Нет! Her, это только
первая нежная завязь. Распустится цветок, расцветет,
и каждый лепесток его будет страницей золотой
книги, в которой пишут о нашей жизни!
Айсолтан кажется, что у нее за плечами
вырастают крылья; она окидывает взором расстилающиеся
перед ней поля, и сердце ликует в ее груди.
«Я сегодня впервые пришла в этот мир, — думает
Айсолтан, — жизнь моя начинается сегодня».
Айсолтан выходит из хлопчатника на бахчи.
Здесь, куда ни кинь взор, всюду лежат дыни
и арбузы. Арбузы — темнозеленые, как листья кара-
гача, и нежно-зеленые, как первые весенние всходы,
полосатые и одноцветные, продолговатые и круглые.
Среди больших пожелтевших листьев они кажутся
тяжелыми, гладко обточенными водой валунами,
скатившимися сюда со склонов гор.
Дыни — вахарманы, полосатые замча, паяндеки,
гокторлы, чалма-секи, гокмюрри, белые терлавуки,
каррыкызы, рябоватая, в мелком сетчатом узоре гу-
ляби — весело золотятся на солнце. Некоторые дыни
испещрены такими широкими трещинами, что кажется,
будто из них вырезали целые дольки. От светлых
гладкокожих дынь исходит приторный аромат. Блед-
ножелтые, острые, как иглы, усики грозно торчат на
толстых плетях.
Груды уже снятых дынь и арбузов округлыми
желто-зелеными холмами высятся над бахчой.
Трехтонная машина, доверху нагруженная большими
спелыми дынями, выезжает на дорогу, поднимая облака
пыли.
У края бахчи громоздится гора арбузных корок.
Женщины; засучив рукава, подкладывают колючку под
огромные котлы, — в котлах варится арбузная патока.
Под легкой, ноздреватой пеной патока тяжело бурлит,
издавая пыхтящее «парс-ларс». Пена нежно розовеет,
и над котлами стоит сладкий аромат.
Пожилые
корточках, разрезают на тонкие дольки предназначенные
для сушки дыни, раскладывают эти дольки рядами.
Те дольки, что уже выпустили из себя сок,
переворачивают на другую сторону, потом свивают в длинные
жгуты и сваливают на невысокие навесы. Большие
желтовато-коричневые груды похожи издали на
дремлющих слонов. Золотой загустевший сок стекает
с них тяжелыми каплями.
Айсолтан идет дальше. Она входит в колхозный
сад, и ее сразу охватывает прохлада. Ровными,
строгими рядами стоят здесь плодовые деревья, меж ними
разбиты прямые, как полет стрелы, дорожки, которые
теряются порой в густой траве. Спелые осенние
яблоки, продолговатые и круглые, гнут своей тяжестью
к земле длинные гибкие ветви. Розовато-желтые,
зеленые и светлокоричневые груши, выгнутые, как сувкя-
ди ', проглядывают в отливающей серебром листве.
Золотистая айва горделиво поблескивает на солнце
кожицей, словно хочет сказать, что ей не страшны
осенние заморозки. Абрикосовые деревья, которые уже
отдали свои плоды человеку в пору летнего зноя,
замерли в величавом покое. Молодые гранатовые и
инжирные деревья, еще не приносившие плодов, похожи
на тонконогих подростков, которые только вступают
в пору зрелости. Виноградник захватил несколько
гектаров земли. Под зелеными, а кое-где уже
пожелтевшими листьями тяжелые лиловато-черные и
прозрачно-зеленые гроздья япрака, гелинбармака, тербаша и
караузюма свисают почти до самой земли. И повсюду
в открытых ящиках, осторожно срезанные и
уложенные заботливой рукой, лежат яблоки, груши,
виноград, готовые к далекому пути.
Бахчи, плодовый сад, виноградник — все, что
видит вокруг себя Айсолтан, наполняет ее сердце
ликованием. Вскинув руки, словно желая обнять эту
землю, она восклицает:
— Наша земля, как золото! В старинных
книгах восхваляли райские сады. Я не думаю, чтобы они
были прекраснее наших.
________________________________________________
1 Сувкяди — высушенная пустая тыква, у потребляемая
как посуда для воды.
Айсолтан снова, любуясь, окидывает взглядом сад
и замечает, что трава под деревьями уже начинает
блекнуть. Девушку охватывает раздумье:
«Ах, если бы только у нас было побольше воды,