Айсолтан из страны белого золота
Шрифт:
случилось с ней сегодня. Это случилось, когда они
стояли рядом среди зеленых шелковистых листьев
и шуршащих коробочек, а гибкие ветки хлопчатника
сплелись над ними, как шатер. Это продолжалось
только минуту, но разве это была не самая
сладостная минута в ее жизни? Почему же она не
продлилась год, вечность? Разве Айсолтан не отдала
бы за нее все, что у нее есть, все, что у нее будет?
Почему в эту прекрасную, как солнце, как земля,
как песня, минуту окликнули ее? Почему нарушили
первую в ее жизни такую необыкновенную радость?
Этот неуместный оклик помешал Бегенчу произнести
то, чего она ждала, помешал их сердцам раскрыться
навстречу друг другу. Эта минута! Возвратится ли она
когда-нибудь? Или она была так же коротка, как
жизнь мотылька-однодневки? Нет! Her, это только
первая нежная завязь. Распустится цветок, расцветет,
и каждый лепесток его будет страницей золотой
книги, в которой пишут о нашей жизни!
Айсолтан кажется, что у нее за плечами
вырастают крылья; она окидывает взором расстилающиеся
перед ней поля, и сердце ликует в ее груди.
«Я сегодня впервые пришла в этот мир, — думает
Айсолтан, — жизнь моя начинается сегодня».
Айсолтан выходит из хлопчатника на бахчи.
Здесь, куда ни кинь взор, всюду лежат дыни
и арбузы. Арбузы — темнозеленые, как листья кара-
гача, и нежно-зеленые, как первые весенние всходы,
полосатые и одноцветные, продолговатые и круглые.
Среди больших пожелтевших листьев они кажутся
тяжелыми, гладко обточенными водой валунами,
скатившимися сюда со склонов гор.
Дыни — вахарманы, полосатые замча, паяндеки,
гокторлы, чалма-секи, гокмюрри, белые терлавуки,
каррыкызы, рябоватая, в мелком сетчатом узоре гу-
ляби — весело золотятся на солнце. Некоторые дыни
испещрены такими широкими трещинами, что кажется,
будто из них вырезали целые дольки. От светлых
гладкокожих дынь исходит приторный аромат. Блед-
ножелтые, острые, как иглы, усики грозно торчат на
толстых плетях.
Груды уже снятых дынь и арбузов округлыми
желто-зелеными холмами высятся над бахчой.
Трехтонная машина, доверху нагруженная большими
спелыми дынями, выезжает на дорогу, поднимая облака
пыли.
У края бахчи громоздится гора арбузных корок.
Женщины; засучив рукава, подкладывают колючку под
огромные котлы, — в котлах варится арбузная патока.
Под легкой, ноздреватой пеной патока тяжело бурлит,
издавая пыхтящее «парс-ларс». Пена нежно розовеет,
и над котлами стоит сладкий аромат.
Пожилые колхозники и колхозницы, сидя на
корточках, разрезают на тонкие дольки предназначенные
для сушки дыни, раскладывают эти дольки рядами.
Те дольки, что уже выпустили из себя сок,
переворачивают на другую сторону, потом свивают в длинные
жгуты и сваливают на невысокие навесы. Большие
желтовато-коричневые груды похожи издали на
дремлющих слонов. Золотой загустевший сок стекает
с них тяжелыми каплями.
Айсолтан идет дальше. Она входит в колхозный
сад, и ее сразу охватывает прохлада. Ровными,
строгими рядами стоят здесь плодовые деревья, меж ними
разбиты прямые, как полет стрелы, дорожки, которые
теряются порой в густой траве. Спелые осенние
яблоки, продолговатые и круглые, гнут своей тяжестью
к земле длинные гибкие ветви. Розовато-желтые,
зеленые и светлокоричневые груши, выгнутые, как сувкя-
ди ', проглядывают в отливающей серебром листве.
Золотистая айва горделиво поблескивает на солнце
кожицей, словно хочет сказать, что ей не страшны
осенние заморозки. Абрикосовые деревья, которые уже
отдали свои плоды человеку в пору летнего зноя,
замерли в величавом покое. Молодые гранатовые и
инжирные деревья, еще не приносившие плодов, похожи
на тонконогих подростков, которые только вступают
в пору зрелости. Виноградник захватил несколько
гектаров земли. Под зелеными, а кое-где уже
пожелтевшими листьями тяжелые лиловато-черные и
прозрачно-зеленые гроздья япрака, гелинбармака, тербаша и
караузюма свисают почти до самой земли. И повсюду
в открытых ящиках, осторожно срезанные и
уложенные заботливой рукой, лежат яблоки, груши,
виноград, готовые к далекому пути.
Бахчи, плодовый сад, виноградник — все, что
видит вокруг себя Айсолтан, наполняет ее сердце
ликованием. Вскинув руки, словно желая обнять эту
землю, она восклицает:
— Наша земля, как золото! В старинных
книгах восхваляли райские сады. Я не думаю, чтобы они
были прекраснее наших.
________________________________________________
1 Сувкяди — высушенная пустая тыква, у потребляемая
как посуда для воды.
Айсолтан снова, любуясь, окидывает взглядом сад
и замечает, что трава под деревьями уже начинает
блекнуть. Девушку охватывает раздумье:
«Ах, если бы только у нас было побольше воды,