Айсолтан из страны белого золота
Шрифт:
Потды замечает, что Айсолтан уже готова сменить
гнев на милость. Он видит ее улыбку, яркий блеск ее
глаз, чувствует, что творится с девушкой, и, поняв
это все на свой лад, отвечает:
— Так ведь недаром же ты одна-одинешенька
ходишь-бродишь сегодня по полям пешком!.. Кто-то
в этом виноват, верно...
— Эй, Потды, как видно, с тобой нельзя
добром— сейчас же язык распустишь. Убирайся вон!
Чтоб мои глаза тебя не видели!
Как ни умел отшучиваться Потды, но под
взглядом Айсолтан он все-таки оробел и вся его
развязность сразу пропала. Он вспомнил, как однажды
уехал куда-то без спросу, и Айсолтан пришлось его
долго ждать. Вот и тогда у нее был такой же взгляд.
Потды знает, что взгляд этот не предвещает добра.
Прогнала тогда Айсолтан Потды. Еле-еле упросил
взять обратно. И Потды спрашивает — теперь уже
непритворно-жалобным голосом :
— Так что ты велишь делать с машиной?
— А что ты с ней вообще делаешь?
— Да ведь ты гонишь меня с работы, — угрюмо
бормочет Потды, но Айсолтан слышит, что голос его
дрогнул.
И снова ее губы улыбаются против воли. Она
отворачивается от Потды и продолжает свой путь.
Но, сделав несколько шагов, останавливается и,
полуобернувшись, говорит Потды:
— Поезжай, займись делом. Но если ты еще раз
позволишь себе свои глупые шутки, придется нам
с тобой расстаться.
Потды видит, что Айсолтан не сердится больше,
и, высунувшись из машины, кричит ей вдогонку:
— Айсолтан!
Айсолтан снова оборачивается и, хмуря брови,
смотрит на Потды, а он:
— Может, все-таки поехать за Бегенчем?
Айсолтан бросает через плечо:
— Эх ты, пустомеля!
Потды не назовешь красавцем. Лицо его,
пожалуй, больше всего походит на арбузную кор:;у, всласть
исклеванную курами. Нос у Потды сплюснут так, что
сливается со щеками, а глаза запали глубоко-глубоко,
и их почти не видно — так, одни только щелки. Но
Потды не дурак и слывет острым на язык парнем.
Однако он хоть и любит пошутить и никак не может
удержаться, чтобы не подразнить Айсолтан, даже
рискуя навлечь на себя ее немилость, но там, где
нужно, он умеет держать язык за зубами, и честь
этой девушки дорога ему, как честь родной сестры.
Это хорошо знает и Айсолтан. Быть может, поэтому
грубоватые шутки Потды так часто сходят ему с рук.
А Потды чувствует доброе отношение Айсолтан и,
по правде говоря, уже привык считать себя не
шофером, а хозяином машины.
Айсолтан свернула на другую улицу. Из тамды-
ров1 стоящих позади домов, вылетает бледножелтсе
пламя, дым густыми клубами поднимается к небу.
_______________________________________________
1 Т а м д ы р — печь для выпечки чуреков.
Пожилые колхозницы пекут чуреки, тут же на очагах
варят обед, кипятят чай.
Солнце уже закатилось, и по зеленовато-голубому
небу протянулись легкие, прозрачные облачка —
розовые, лиловые, пурпурно-малиновые; ближе к
горизонту края их горят и плавятся, как золото.
Спускаются сумерки, и воробьи, обеспокоенные наступлением
ночи, суетливо прыгают и чирикают. Где-то в стороне
начинает работать мотор. Он испускает глубокий
вздох, потом словно откашливается и переходит на
равный, дробный стук: «патыр-патыр». И утопающий
в садах поселок вспыхивает огнями; кажется, что
большие серебряные звезды упали с неба и повисли
на ветвях.
Предавшись своим думам, Айсолтан не заметила,
как поднялась на веранду; распахнув дверь в
комнату, она звонко закричала:
— Мама! Ты где?
Женщина с ведром в руках выходит из-за
угла веранды и, остановившись позади Айсолтан,
говорит:
— Твоей матери нет у нас, милая. Она сегодня и
из заглядывала.
Айсолтан вздрагивает и оборачивается. С
изумлением смотрит на женщину и, поняв, наконец, что,
замечтавшись, зашла не в свой дом, восклицает:
— Ой, Нязикджемал-эдже, прости меня! Мне
показалось, что это наш дом. А я еще шла и думала:
ну зачем настроили такие дома,— все, как один, не
отличишь друг от друга!
Нязикджемал ставит на землю ведро с водой,
приглаживает седые волосы, с неодобрением смотрит
на Айсолтан.
— Ай, моя милая, что это ты вздумала, чтобы
в колхозе да дома были не одинако-вые! Может, ты
еще захочешь, чтобы курица несла разные яйца?
— Нязикджемал-эдже, если у курицы яйца и
одинаковые, то ведь цыплята-то разные. Если у нас
колхоз, это еще не значит, что все должно быть на один
лад, по одной мерке. У одних много трудодней, у
других меньше. Один ловкий, спорый на работу, а
другой с ленцой. И жизнь у них разная, и мысли
разные. Почему же дома должны быть у всех
одинаковые? Почему каждому не иметь дом по своему вкусу?
— Ах, голубушка моя, знаешь, как в старину
говорили: «Не будь верблюд красив, а будь на ноги