Аютинская повесть
Шрифт:
– Как твоя фамилия? – поинтересовался Шилягин.
– Моча кобылия! – отвечал Владимир, – тебе она зачем? Неужели жаловаться будешь?
– Наоборот, упряжку по лаве проведу в качестве премии! – обещал Шилягин, – или тебе деньги не нужны?
Так Владимира постепенно узнавали на всех участках, где ему приходилось выполнять наряды Магулёва и вскоре многие поняли, что этот парень высококлассный специалист, аналогичный Кагальникову. Некоторые даже интересовались – не братья ли они? Владимир был того же типажа, что и бригадир, но на подобные вопросы отшучивался, хотя ему было приятно слышать, что его способности сравнивают с Кагальниковым. Ведь
По левой, нечётной стороне уклона 4-бис, в феврале начали монтировать 469 лаву, хотя предыдущая № 467, что выше её, была ещё не отработана. Горно-геологические нарушения похоронили в 467 лаве ни один комплекс и, в конце концов «догрызали» эту неудачницу – на тумбах с применением леса и металла. Посетив однажды эту лаву для выполнения полученного наряда, Владимир убедился в прямом смысле выражения из горняцкого лексикона: «лава играет». Кровля была неустойчивой из-за геологических нарушений, и постоянно давала устрашающую посадку. При этом металлические стойки звенели, как струны фортепиано. Начиналась посадка сверху до самого низа и стойки по очереди издавали звуки «дзинь-дзинь-дзинь-дзинь», будто кто-то играл гамму на пианино.
Первая лава, в монтаже которой Владимир принял участие, была именно 469-я на уклоне 4-бис. Длина нарезанного очистного забоя равнялась примерно 300-м метров, лаву оборудовали механизированной крепью 3КД-90, комбайном 2ГШ-68, скребковым конвейером СП-87ПМ. Основной монтаж выполняла специализированная организация Ростовугля. Принято было считать, что когда смонтирована крепь, конвейер и комбайн, то спустя сутки, максимум двое, из лавы должна пойти добыча. Энергопоезд представлял собой магнитную станцию СУВ-350, комбайновый пускатель ПВИ или БТ-250, аппаратуру ЦПУ, СГС, систему предпусковой сигнализации и селекторной связи. Всё это монтировали на колёсных площадках, и при пуске лавы нужно было «связать» аппаратуру силовыми и контрольными кабелями, подать напряжение и опробовать всё оборудование в работе.
Когда-то, во времена руководства бригадой Маляевым, всё монтировалось в шахте, в условиях цейтнота и предпусковой суеты. Качество такого монтажа было низким и требовало гораздо большего времени. После назначения Кагальникова бригадиром, он добился у руководства, чтобы подавляющую часть монтажа электрических соединений производить в цехе заблаговременно до предпускового ажиотажа. Селекторы связи, спокойно соединяли между собой, кабель сматывали в бухты и отправляли накануне пуска лавы в шахту. Жилы контрольных кабелей, соединяющих аппаратуру энергопоезда, маркировали тоже в цехе, там же проверялась его работа, и он отправлялся в шахту. При пуске лавы оставалось растянуть по забою линию связи, закрепить селектора на бортовиках конвейера, подсоединить свободные жилы всех контрольных кабелей к клеммникам и включать оборудование в работу.
Даже при этой спокойной и тщательной подготовке не всё оборудование работало после транспортировки по шахте. Приходилось устранять непредвиденные повреждения и вышедшие из строя от многочисленных ударов части. Селекторный кабель, замаскированный в вагонетках, охотники за медным проводом вырезали бухтами по пути к новой лаве. Тогда ещё не было приёмки цветного металла за деньги, воровали кабель на домашние нужды, его жилы шли на проводку. После этого вандализма вырезанные, недостающие участки кабеля также приходилось "вставлять" заново в предпусковой спешке.
Монтаж в лаве начинали с установки линии селекторной связи, чтобы в процессе работ переговариваться и слышать предпусковую сигнализацию. Для этого Кагальников с двумя-тремя бухтами кабеля и селекторами в руках, стараясь меньше разговаривать, становился первым в цепочку. За ним выстраивались остальные члены бригады, и по команде все вместе лезли в лаву, по ходу разматывая линию связи. Затем приступали к креплению селекторов, соединению свободных жил контрольных кабелей, взаимосвязи аппаратуры энергопоезда через соответствующие клеммники.
Во время пуска лавы здесь работали люди каждой вспомогательной службы шахты. Теснота и толкучка всегда мешали сосредоточиться и произвести наладку оборудования. Как правило, лишь к середине второй смены бригада энергетиков подавала напряжение на новую сухую подстанцию, питающую участок. Только после этого автоматчики приступали к наладке, но если бригада по забойному оборудованию не успевала ещё навесить оба шнека на комбайн, приходилось ждать. К тому же долго заправлялись маслостанции механической крепи, и по лаве сверху вниз шло «броуновское движение», что мешало опробовать работу конвейера лавы. То ГРОЗы лес скачивали, то монтажники устраняли недоделки.
К концу второй смены, присутствующее здесь же начальство требовало включить оборудование, и вот тогда начиналась «свистопляска» – то одно не срабатывает, то другое. Это и было стартом наладки аппаратуры после монтажа. Заканчивали к середине третьей смены. До её начала главный механик распоряжался о доставке ребятам тормозков из буфета и фляжек с водой. В условиях запылённости и недостатка кислорода в воздухе из-за сверхнормативного количества людей в выработках, кушать не хотелось, но воду пили жадно, пряча после этого фляжки подальше от любителей «чужой водички». Сказывалась усталость и очень хотелось курить. Бегать для этого на вентиляционную сбойку, не было времени, а курить в штреках и лаве боялись из-за присутствия здесь начальства из «Ростовугля».
И только, когда лава начинала работать и первые тонны антрацита поступали из забоя по просеку и скату на ленточный конвейер нижнего штрека, ажиотаж заканчивался. Выждав час, чтобы убедиться в нормальной работе оборудования, бригада автоматчиков выезжала на-гора. От людского ствола до цеха нужно было идти мимо шахтной столовой, где, как будто специально жарилось мясо, издавая аромат на всю прилегающую территорию. Выходя на свежий воздух и потянув носом в себя, запах жареной говядины, сразу появлялось острое чувство голода, от чего начинало противно ныть "под ложечкой" и сильно хотелось кушать.
Но нужно было отнести приборы и инструмент в цех, искупаться в бане и ехать домой, чтобы с утра следующего дня вновь выходить на смену, а порой и две для «раскрутки лавы». Добравшись от ствола в цех, вспоминали о сухарях, остающихся после съеденных тормозков. Куски хлеба не выбрасывали, а регулярно сушили на дощечке, положенной на регистр отопления, постепенно накапливался НЗ. Этот запас в шутку называли «на случай ядерной войны». Сухари казались очень вкусными, и бригада за пятнадцать минут до бани съедала их по пути в комбинат.