Баба Люба. Вернуть СССР 3
Шрифт:
Бабы орали и ругались, я продолжала меланхолично вытаскивать бельё из старого скрипучего шкафа, Сиюткина сцепилась с Рыбиной, Белоконь подзуживала обеих и была просто счастлива, Ксения получила заодно тоже и от такой несправедливости расплакалась. А посреди всего этого бедлама стояла Таисия и довольно улыбалась.
Прибежал Пивоваров:
— Женщины! Что тут у вас происходит?! Уже в соседних дворах ругань слышно!
— Вы бы, Пётр Кузьмич, чем поучать нас всех, лучше бы воды принесли, не видите, Ольга Ивановна весь пол в доме извёсткой заляпала, —
Резвитесь, ребятишки, резвитесь, — удовлетворённо подумала я, — скоро вам дружно от врагов отбиваться придётся. Так что небольшая разминка не помешает.
А на следующих выходных я поехала в село. Хотелось проведать своих, побаловать их вкусняшками, да и просто отдохнуть от всего этого. Но главное — забрать Анжелику. С понедельника начинались экзамены в училище.
— Тётя Люба, смотри, как я умею! — Изабелла стояла посреди двора и улыбалась.
— Ты молодец, Белочка, — дипломатично похвалила её я, ещё не понимая, что она хочет мне показать.
— Да нет, тётя Люба, ты смотри! — выпалила она и сделала несколько шагов по траве.
Я тут я поняла. Белка шла без костылей!
— Потрясающе! — выдохнула я и аж слёзы появились на глазах, — как тебе удалось, малышка?
— Да это дед Василий ей систему придумал, — из двери летней кухни высунулась Анжелика в платке и переднике, — тёть Люба, я сейчас рыбу дожарю, и будем ужинать.
— А где мужчины? — спросила я и полной грудью вдохнула свежий деревенский, пропахший полынью, землёй и жареной рыбой воздух.
— Так на рыбалке, где же им ещё быть, — буркнула Анжелика, — я уже устала рыбу чистить. Мы её и жарим, и варим, и даже вялиться повесили. Я скоро светиться от фосфора буду, как собака Баскервилей!
— Я тоже хочу светиться! — воскликнула Белка, обнаружив, что на неё перестали обращать внимание, — вот скажи, тётя Люба, это же хорошо, если человек умеет светиться в темноте?! Я хочу светиться, ем эту рыбу, ем, а оно всё никак!
— Это ей дедушка так сказал, а то она рыбу есть не хотела, — шепнула мне Анжелика, глаза её смеялись, — он говорит, что рыба для костей полезна.
— Ну, так он правду говорит, — согласилась я, — гляди, она уже сама ходит.
— Так это деда ей трёх личных цыплят подарил, щенка и козлёнка. Она сама их кормить должна. А как же ей кормить, если на костылях? Вот она и приноровилась.
Я только головой покачала — вот уж не думала, что дед Василий таким мощным педагогом окажется.
А вечером пришли Ричард с дедом Василием, и мы сели ужинать в обвитой диким виноградом беседке во дворе.
— Я вот что скажу, Любка, — дед Василий пил чай из большой пузатой чашки со щербинкой. Прихлёбывал шумно, неспешно, отдуваясь, — ты сейчас Анжелику в город заберёшь, я понимаю, ей поступать надо. Потом Ричард тоже уедет, учёба. А вот Белку ты у меня оставь. Хотя бы на осень. У нас яблоки будут, капустку заквасим,
— Да, тётя Люба! — закричала Изабелла и даже чашку отставила, — ты пойми, у меня же Мишка и Мухтар! И цыплята — Ниф-ниф, Наф-наф и Нуф-нуф! Они же совсем пропадут без меня!
— Мишка? — удивилась я.
— Это она так козла назвала, — степенно ответил дед Василий и взял очередную булочку из тарелки. Булочки с корицей и орехами и пирожки со смородиновым повидлом я напекла дома в духовке и сейчас они с удовольствием объедались.
— Тёть Люба, ну пожа-а-алуйста! — заканючила Белка.
Я видела, что ей здесь, в селе, хорошо. После жизни, проведённой взаперти в больницах и детдоме, она тут прямо расцвела.
— Я посмотрю, что можно сделать, — не стала кормить их пустыми иллюзиями я.
Дети наелись и убежали в дом смотреть «Мишки Гамми», а мы с Любашиным отцом остались в беседке одни:
— Так ты серьёзно оставишь? — он поднял на меня взгляд выцветших голубых глаз.
— Если опека разрешит — то почему нет? Вот только тебе же тяжело с нею будет?
— Да что там тяжёлого, — усмехнулся старик, — а детские голоса — всё же веселей. Своих внуков нету у меня, Тамарка так сглупила, в молодости аборта, дура, сделала, да и ты сына зря тогда отдала…
Я чуть чаем не поперхнулась. В который раз уже всплывает этот Любашин сын. Таки у Любы был свой ребёнок. Интересно — где он? Кому она его отдала? Кто отец? И что с этим сыном случилось дальше?
Но спрашивать подробности я не решилась — ведь Люба должна всё знать сама. Иначе как я ему объясню, почему я вообще не в курсе?
Отложив выяснение этой ситуации на потом, мы продолжили пить чай. И пили его до тех пор, пока из-за забора, с улицы не раздался крик.
Глава 9
— Что там такое?! — мы с любашиным отцом синхронно подхватились и побежали на улицу. Из дома выглянула встревоженная Анжелика:
— Тётя Люба, что случилось?!
— Не знаю ещё, иди в дом, если что — позову.
Анжелика скрылась обратно в доме, а мы выскочили за калитку.
Орала и плакала тётка Шура. Напротив неё стоял чёрный автомобиль с тонированными стёклами, из которого высунулся огромных размеров коротко стриженый мужик с золотой цепью с крестом на бычьей шее. Примечательно, что цепь была толщиной с палец, а столь увесистому кресту мог позавидовать любой настоятель церкви.
— Я вам русским языком повторяю! Я в этом доме живу всю жизнь! Я здесь родилась! Моя мамка здесь родилась! И моя бабка тоже! И ни про какую землю я не знаю! И знать не хочу! Это всегда был наш двор! И огород наш!
— Ещё раз повторяю, — монотонно-угрожающе выплюнул слова мужик, — мы выкупили всю землю по этой улице. Освободите её. Срок — четыре дня. Потом приедет бульдозер и всё снесёт.
— Ах, ты ж божечки мои! — охнул дед Василий и растерянно посмотрел на меня. — Как же так?
— А вы кто будете? — спросила я мужика.