Бабье лето
Шрифт:
– То, что слышала. Я не буду заниматься интервью, – повторил он.
– Но ты должен. Это твоя работа… – она недоуменно глядела на Болтона.
– Я сам выбираю себе работу. А эту решил не делать, – твердо изрек он.
Он отпустил ее, отступил назад и посмотрел Вирджинии в глаза.
– Но ты не можешь так поступить, – она растерянно уставилась на него.
– Поступить как? Любить тебя без оглядки? – В его глазах сверкнула искорка озорства, и он надавил на нее бедром. – Посмотри на меня.
–
– Я наполовину апач. Всем известно, что мы любим брать в плен женщин, в особенности таких вспыльчивых, упрямых и своенравных, как ты, – он изобразил дикую ухмылку, обнажив в улыбке белые зубы.
– Я – упрямая? Да я в подметки тебе не гожусь, Болтон Грей Вульф, – в сердцах крикнула Вирджиния.
– Ну почему ты не доверяешь мужчинам? – спросил он.
– Это вопрос из интервью? – осведомилась она.
– Я тебе уже объяснил, что не занимаюсь больше интервью, – очередной раз повторил Болтон.
– Черт возьми, Болтон. Ты должен, – Вирджиния негодовала.
– Почему? – удивился он.
– Потому что я обещала дать одноинтервью, а если тыза него не возьмешься, то ко мне пришлют какого-нибудь самонадеянного выскочку, который с удовольствием выльет на меня ушат грязи, – со злостью проговорила Вирджиния.
– Это значит, что с меня сняты подозрения в выведывании секретов постельными методами? – Болтон был беспощаден.
– Я так не говорила, – защищалась она.
– Это было сказано другими словами, но суть от этого не изменилась, – сказал Болтон.
– Послушай… Ну что я могу поделать, если недоверие к журналистам у меня в крови? – оправдывалась Вирджиния.
– Разве мы не решили этого вопроса, Вирджиния? Когда ты, наконец, увидишь во мне человека, а не представителя прессы? Когда ты научишься мне доверять? – Он ни за что не хотел ей уступать.
– Ты упорный. Неудивительно, что ты так хорош, – заметила она.
– В постели или в журналистике? – попытался уточнить он.
– Везде, – ответила она. Болтон непринужденно улыбнулся. – Хорошо… хорошо. Я согласна. Я доверяю тебе, Болтон. Настолько, насколько вообще способна верить кому-то из вас.
– Отлично. Тогда я, наконец, займусь интервью, – он вздохнул и посмотрел на нее своими пронзительными голубыми глазами, которые, казалось, заглядывали прямо ей в душу. – Вернемся к моему первоначальному вопросу. Из-за чего ты перестала доверять мужчинам?
На этот раз он не возражал, чтобы она отошла от него подальше. Он интуитивно понимал, что бывают моменты, когда человеку необходимо почувствовать себя полностью свободным. Он знал, что если не позволит сейчас Вирджинии отдалиться, то никогда не сможет удержать ее, не сможет даже надеятьсяудержать ее.
Она шла быстрым, решительным шагом, и в какой-то момент ему показалось, что до самого дома она не оглянется. Сдержав порыв броситься
Она была великолепна в своем гневе. Развевающаяся в ритме шагов пышная юбка не оставляла сомнений в том, что скрывает существо горячее, эмоциональное, готовое взорваться в любой момент. Вирджиния обладала вспыльчивым характером и большой силой воли, и эти качества он в ней любил: она никогда ничего не делала наполовину – и любви, и гневу она предавалась всей душой. Она не надувала губы и не играла в молчанку. С Вирджинией всегда все было предельно ясно. И это нравилось Болтону.
И вот он остался один в том самом месте, где недавно они так страстно любили друг друга. Он смотрел ей вслед и безошибочно уловил то мгновение, когда она решила повернуть назад. Размашистый шаг перешел в размеренную поступь, широкая юбка плавно закачалась. Затаив дыхание, Болтон следил за Вирджинией. Солнце почти скрылось за линией горизонта, оставив после себя золотисто-красную зарю, розовым блеском играющую на белоснежной коже его женщины.
Такой кадр он не мог упустить. Он никогда не устанет любоваться Вирджинией, ему никогда не надоест фотографировать ее. Она была женщиной, которой он восхищался.
Обернувшись и увидев камеру, она улыбнулась.
– Ты ведь не способен устоять перед хорошим кадром, верно? – заметила она.
– Я не способен устоять перед тобой, – признался он.
Она возвращалась к нему, а он не успевал снимать ее. Остановившись в пяти шагах от него, она посмотрела ему в глаза.
– Ты неотразим, – прошептала она. – Я не могла уйти от тебя просто так, без единого слова прощания.
Он взял ее руки, поднес к губам и поцеловал в раскрытые ладони.
– Вирджиния, если тебе не хочется, ты ничего не должна мне рассказывать. Твое прошлое не имеет никакого значения. Имеем значение только мы… здесь… сейчас… – прошептал он.
– Нет, мне нужно тебе рассказать многое… – Она отняла у него руки и отступила назад. Обнажая душу, она боялась причинить ему боль. – Это случилось давно… Я тогда была молодой и наивной во многих отношениях, особенно в отношениях с мужчинами. Роджер был единственным мужчиной, которого я знала… единственным мужчиной в моей жизни…
Она стеснялась своей откровенности, смущенная, отвернула лицо. Он погладил ее по щеке – всего один раз, – не заставляя ее поднимать голову и смотреть ему в глаза.
Но одного прикосновения хватило, чтобы Вирджиния гордо вскинула подбородок.
– Полагаю, это делает меня безнадежно старомодной, – заявила она.
– Это делает тебя безнадежно замечательной, – поправил ее Болтон.
– Не надо, – шепнула Вирджиния. Она быстро зажмурилась, чтобы не видеть, как светятся любовью его глаза. Однажды она уже наблюдала подобный любовный огонь, и решила, что он будет гореть вечно. Но вечности не существует. По крайней мере, для Вирджинии Хэйвен. Не с Роджером и уж, конечно же, не с Болтоном Греем Вульфом.