Бабье лето
Шрифт:
Было бы неплохо оказаться там в тот момент и помочь ему. Эта мысль заставила ее улыбнуться.
Болтон нацелил камеру и сделал первый снимок.
– Я выгляжу ужасно, – произнесла Вирджиния, закрыв лицо рукой.
– Не надо. – Болтон мягко отвел ее руку и слегка приподнял ей лицо.
От его прикосновения у нее перехватило дыхание. Нечто магическое возникло между ними, и в какой-то момент ей показалось, что он собирается ее поцеловать. Она хотела, чтобы он
– Ты такая нежная и прекрасная в лучах утреннего солнца. – Он стал пятиться назад, а его камера жужжала и щелкала. – Тебе идет розовый цвет.
Его голос завораживал ее. Она почувствовала себя нежной и прекрасной. Даже без макияжа. Даже с неуложенными волосами. Даже с морщинками вокруг глаз, проявлявшимися на солнце.
– У тебя приятная улыбка, Вирджиния, – сказал Болтон.
– Спасибо. – Она улыбнулась в ответ – он заставил бы улыбнуться даже египетскую мумию. – Я не ожидала, что ты объявишься так быстро. Надеялся застать меня врасплох?
Раздался еще один щелчок, затем он стал менять пленку в камере. Закончив, он повесил камеру на плечо и, приблизившись к ней, пристально на нее поглядел.
– Нет, Вирджиния. Просто мне невыносимо было ждать целый час, – заявил он.
Жар бросился ей в лицо, красным пламенем разлился по шее и груди. Болтон был убедителен и опасен. И она оказалась наедине с ним, а под халатом у нее ничего не было надето. Разум советовал ей одернуть его и поставить на место. Однако сердце решило по-другому.
– Почему? – спросила она.
– Поэтому. – Он взял ее лицо в свои ладони и осторожно приподнял вверх. В этом движении не было спешки, не было настойчивости, а лишь приятная уверенность. Их тела соприкоснулись, прижались крепче – их тянуло друг к другу. Он обвил ее руки вокруг своей шеи и сам тоже обнял ее.
В его объятиях ей было так хорошо, так чертовски хорошо!
– И поэтому, – прошептал он и прикоснулся губами к ее губам. Это была не атака, но поцелуй, – ласковый, как летний дождь.
Вирджиния не стала думать о последствиях – она просто позволила этому случиться.
Его губы были чуткими и нежными, дыхание свежим, а поцелуй легким, словно прикосновение крыльев бабочки к лепесткам роз.
– Вирджиния… – шептал он.
– Болтон… мы не должны, – она пыталась протестовать.
– Назад пути нет. Это судьба. Изменить ее не в нашей власти, – уверенно произнес Болтон.
Она взяла его за руку и отвела в дом. Его не пришлось упрашивать. У подножия лестницы он подхватил ее на руки и понес наверх.
– Налево, – шепнула она.
На пороге спальни он не остановился, плечом толкнув дверь, решительно внес Вирджинию в комнату и только там медленно и осторожно поставил на ноги.
Свои камеры Болтон положил на кресло, рубашку – на табурет у туалетного столика, а
Обнаженный, он еще больше походил на древнее изваяние. Вирджиния молча смотрела на него, потом протянула руку и дотронулась до его широкой могушей груди, погрузив пальцы в темные волосы. Ее рука медленно заскользила вниз, касаясь живота и опускаясь все ниже и ниже.
Он улыбнулся ей таинственной многообещающей улыбкой, и эти молчаливые обещания были столь восхитительны, что их исполнение нельзя было откладывать. Он так же молча взял ее на руки и уложил на кровать. Встав над ней на колени, он кончиками пальцев принялся водить по ее скулам, бровям, губам. Прядь черных волос упала ему на лоб, и она легким нежным движением откинула ее.
– Я хочу видеть твое лицо, – сказала она, пытаясь запомнить его навсегда. – Оно удивительное.
Он медленно развязал на ней пояс, снял с нее халат и опустил его на пол.
– Он тебе не нужен, – решительно проговорил Болтон.
Когда он вошел в нее, ей показалось, что она умерла и сейчас пребывает на небесах. Она была такая изголодавшаяся и так жаждала его!
– Люби меня, Болтон. – Она крепко обвила его руками и притянула к себе. – Люби меня.
– Да. Я буду любить тебя, Вирджиния, – обещал он.
Ритм его движений воспринимался как музыка, и эта песня завладела каждой клеточкой ее тела; эта мелодия была как бальзам для ее сердца и души. Она чувствовала себя так, словно родилась заново: ведь женщина, непрестанно стремившаяся самоутвердиться, сейчас исчезла, и на ее месте возникло существо с крыльями, существо, способное летать.
– Ты так хорош, – прошептала она, – ты просто чудо как хорош.
– Мыхороши. Мы, Вирджиния. Ты и я – вместе.
Глубоко погруженный в нее, он приостановился и стал изучать ее лицо. Его внезапная улыбка была ослепительнее солнца.
– Я искал тебя всю свою жизнь, – прошептал он.
– Ш-ш-ш… – Она приложила ладонь к его губам. – Не следует в порыве страсти произносить то, чего нет в мыслях при ярком свете дня.
– Я никогда не произношу того, чего у меня нет в мыслях. – Он возобновил свои движения. – Никогда.
Они не испытывали неловкости любовников, впервые познающих друг друга – их души были едины, как и их тела. Он отвечал даже на ее мысль, понимал значение ее вздохов, ее стонов, ее вскриков в экстазе. Он чувствовал ее настроение, ее желания, ее предпочтения.
Она снова и снова взмывала к вершине наслаждения, и Болтон опять любил ее. Он был вынослив, поскольку был молод и силен. Он удовлетворял ее так, как ни один мужчина не смог в прошлом и не сможет в будущем.