Бабочки на крутых ступенях

Абалихин Александр

– На твоём месте я лучше бы побегал по городу и поискал раба, чем угрожать нам с Китлалполь, – посоветовал торговцу Олонтетль.

– Я лучше знаю, что мне делать. Этого негодяя Мекатли мне уже не догнать. Но я постараюсь его изловить. Никуда он из города не денется, – проворчал Эхекатль и, резко развернувшись, направился назад.

Олонтетль посмотрел ему вслед и сказал:

– Вон как разговорился торговец собачьим мясом! Видно что-то произошло, о чём я ещё не знаю.

– Да. Ты ещё не знаешь, Олонтетль, – грустно произнесла Китлалполь.

– Что же мне неизвестно?

– Грядёт

война с Тласкалой.

Олонтетль пристально посмотрел на свою спутницу и сказал:

– Для тебя это ужасная новость.

– Мне сейчас нелегко. Я не только переживаю за сородичей, которым предстоит война с ацтеками, но и за своего мужа. Я боюсь за жизнь Текалотля.

– Ты полагаешь, что Мотекусома призовёт его на войну? Но вряд ли правитель ацтеков решит надолго оставить Заоблачный город без своего наместника.

– Текалотлю лучше было бы уйти на войну, чем оставаться здесь. В Миштлиалтепетле у него слишком много врагов. Здесь сильны позиции жрецов. Впрочем, во всех ацтекских городах правят они, а среди них очень мало таких как ты, Олонтетль.

Олонтетль удивлённо взглянул на Китлалполь.

– Да. Среди жрецов мало таких великодушных и добрых, как ты, – произнесла Китлалполь.

Олонтетль отвернулся от своей спутницы и принялся рассматривать булыжники на мостовой.

– Ты очень хороший, Олонтетль! Ты на самом деле веришь в возвращение Кетцалькоатля и больше не собираешься приносить ему кровавые жертвы, полагая что Пернатый Змей не кровавый Бог, как остальные Боги ацтеков.

– Я верю в его возвращение, – проговорил молодой жрец и внимательно посмотрел на свою спутницу. – Я слышал предание о Кетцалькоатле от одного древнего старика, жившего на окраине Теночтитлана. Он рассказывал, что Пернатому Змею для поддержания сил не требовалась кровь и человеческие жизни. Кетцалькоатль был мудрым Богом. Я уверен, что Пернатый Змей возвратится на землю ацтеков и установит здесь свои правила.

– И я верю в скорое возвращение Кетцалькоатля, – проговорила супруга наместника и спросила:

– Как ты думаешь, есть ли на земле место, где не идут войны, и люди не убивают друг друга? Даже в Тескокоалтепетле в последние годы не приносятся человеческие жертвы, но всё равно, воины народа аколуа из города Тескоко участвуют в войнах на стороне Теночтитлана.

– Я хочу верить, что на земле есть мир, где нет войн и убийств, – признался жрец. – Однако Богов, питающих свои убывающие силы человеческой жертвенной кровью, слишком много, а Кетцалькоатль один. Да и из него уже успели сделать Бога, жаждущего смерти и крови.

– Удивительно, как ты стал жрецом с такими мыслями, Олонтетль? Тебе впору бежать в Тескокоалтепетль, где жрецы не приносят в жертву Богам людей.

– Раньше я не задумывался над этими вопросами. А когда стал размышлять, было уже поздно. Жреческая одежда уже стала моей второй кожей. Прошло несколько лет с той поры, когда я стал задумываться над подобными вопросами, и мне, жрецу, с трудом удавалось заставить себя выполнять страшную работу – приносить человеческие жертвы Богам. Думаю, что сам Кетцалькоатль содрогается, видя, что ему в жертву приносят людей. Поэтому я с радостью согласился исполнить просьбу Текалотля и прекратил приносить в жертву людей и даже сократил жертвоприношения бабочек и колибри.

– Иногда ко мне приходят мысли, что кровавые обряды придумали жрецы и властители ацтеков с целью держать в страхе простых граждан и соседние народы, – призналась Китлалполь.

– Но ведь ацтеки Миштлиалтепетля и Теночтитлана без страха и сомнения ложатся на жертвенные камни под обсидиановые ножи жрецов. Лишь пленники всегда с ужасом встречали свою смерть на жертвенном камне, – поморщившись, сказал Олонтетль и добавил:

– Я лишь изредка видел страх и ужас в глазах ацтеков, когда вырывал у них из груди горячие сердца. Большинство же даже счастливо улыбались. Они верили, что, умирая на жертвенном камне, они отправляются к Богам. Раньше я тоже так считал.

– А теперь ты тоже так считаешь?

– Не знаю, – честно сказал Олонтетль. – Я видел не только взрослых людей, которые умирали, когда я вырывал из их груди сердце и бросал его в огонь. Однажды я присутствовал при жертвоприношении детей в храме Тецкатлипоки. Кипактли вырезал у них сердца. Я навсегда запомнил глаза этих детей. Это было ужасно! Они горько плакали и просили их не убивать. Им затыкали тряпками рты, и они умолкали. Ведь считается, что детские слёзы помогают вызвать дождь в сильную засуху. Кипактли обсидиановым ножом вскрывал им грудь и вынимал их маленькие сердца. Я тогда едва не упал в обморок, – признался Олонтетль.

Китлалполь вздрогнула, представив, что чувствовал тогда Олонтетль.

– А как не хотели пленники умирать во имя Богов ацтеков! – продолжил жрец. – Они до последнего момента наделись на чудо, наивно полагая, что им удастся избежать гибели.

Китлалполь снова вздрогнула, вспомнив о своих сородичах – тласкальтеках.

– Всё-таки это странно. Наши Боги давно не снисходили с небес к людям. Ведь мы ничего не знаем про них, а только верим, что им нужны человеческие сердца и кровь, – заметила Китлалполь.

– Полагаю, что должно сохраняться равновесие. Некоторым Богам нужны смерти, а другим Богам – жизни. Однако сложилось так, что Боги, которые любят жизнь, забыты или о них замалчивают наши жрецы, а кровавым Богам мы поклоняемся.

– Мы с тобой обсуждаем опасные вещи, – проговорила Китлалполь, поглядывая по сторонам. – Хорошо, что на улицу не выходят окна домов, а то нас могли бы услышать.

Некоторое время они стояли молча. Китлалполь, прищурив веки, посмотрела на солнце и позвала Олонтетля:

– Что же мы остановились? Идём!

Пройдя по узкому проулку, они вышли на широкую улицу, по которой добрались до большой площади, на которой стоял дом Текалотля. Рядом с большим трёхъярусным домом наместника не было других строений. Перед домом располагался бассейн с красивыми крупными рыбами и был разбит садик с цветущими кустарниками. Все окна этого дома выходили только во двор, окружённый высокой каменной стеной. Китлалполь и Олонтетль подошли к деревянной двери, разукрашенной разноцветным орнаментом. Такие двери были лишь в домах знатных ацтеков. У простых жителей Заоблачного города вход в жилище был завешен куском плотной ткани.