Багровая судьба

Оуэнс Венди

— Никто не говорил, что кто-то влюблен, cara mia⁴. Речь идет о согласованности, силе и более широком влиянии, — говорю я и вижу, как в глазах Евы вспыхивает борьба, тот самый огонь, которым я всегда восхищался, даже сейчас, когда он направлен на меня, — я думал, ты поймешь.

— Пойму? Брак — это не сделка, — настаивает она, ее позиция тверда и непоколебима.

— Разве? — продолжаю я, отталкиваясь от стола и вставая перед ней, достаточно близко, чтобы чувствовать тепло, исходящее от ее кожи, — в моем

мире альянсы ценятся больше, чем золото, и Джиа понимает это так же, как и я. Она дала свое согласие.

Нахмуренные брови Евы явное молчаливое свидетельство ее внутренней борьбы.

— Согласие не значит, желание, — утверждает она низким и яростным голосом, — брак без любви…

— Практичен.

Я заканчиваю за нее, как будто само это слово могло избавить нас обоих от романтических иллюзий, которые ей так дороги.

— Ева, мне нужен этот союз. И я думаю, что у нас с Джией есть хорошие шансы со временем научиться ценить друг друга.

Ева встает и отворачивается, с беспокойной энергией расхаживая по персидскому ковру. Я наблюдаю за ней, каждый шаг, словно молчаливый призыв пересмотреть свое решение, принять ту любовь, в которую она верит. Но ее идеалы не могут защитить семейную империю или создать узы, необходимые мне, чтобы пережить смену власти.

— Любовь — это роскошь, которую я не могу себе позволить, — говорю я, и слова кажутся горькими, хоть и правдивы, — не в том случае, когда так много поставлено на карту.

Ева останавливается как вкопанная и, расправив плечи, снова смотрит на меня.

— А как насчет счастья? Как насчет того, чтобы прожить жизнь, которая действительно чего-то стоит?

— Власть обеспечивает выживание. Счастье вторично.

Слова холодны даже для моих ушей, но они — фундамент, на котором построен мой мир.

— Ты сможешь найти сильную женщину, которая помимо всего прочего еще и сделает тебя счастливым, — выпаливает она, в отчаянии вскидывая руки вверх, — просто посмотри на Амелию.

— Да, посмотри на Амелию. Она выбрала свое счастье, и из-за этого умер наш отец.

Ева в отчаянии мотает головой.

— Это несправедливо, и ты знаешь, что это не ее вина. Выживать — это не значит жить, — говорит она напряженным голосом и ее руки начинают дрожать.

— Иногда это всё, что у нас есть.

Напряжение скапливается в воздухе между нами, будто слишком туго натянутая проволока, готовая вот-вот порваться. Но никто из нас не пытается преодолеть пропасть или остановить конфликт.

— Пожалуйста, ты не можешь так поступать с собой, — голос Евы пронизан настойчивостью, — жениться на Джии… ты сам знаешь, что этот брак никогда не сделает тебя счастливым.

— Всё уже решено, Ева. Решение принято, — твердо заявляю я.

— Но счастье…

— Это сказка.

Я прерываю ее, направляясь к ней. Воздух между нами потрескивает от напряжения, словно в комнате бушует тихая война.

— С каких это пор Винсент Кинг соглашается на что-то

меньшее, чем то, что он хочет? — она подходит ближе, и страсть в ее голосе может воспламенить воздух, — за все годы, что я тебя знаю, ты никогда не позволял другим диктовать, как тебе стоит жить.

— Мой отец учил меня, что союзы — это основа, на которой стоит наша семья. Без них мы развалимся, — объясняю я.

— Даже если это означает быть несчастным?

Ее слова звучат, как мольба. Она тянет ко мне руку, будто может физически оттащить меня от обрыва, на котором я балансирую.

— Почему ты думаешь, что я буду несчастен?

— Потому что ты ее не любишь! — восклицает она.

— Любовь — это уязвимость, которую я не могу себе позволить, — говорю я, отпуская ее запястье, — но, возможно, однажды, у меня появится шанс.

— Тогда подожди, — просит она, — подожди того дня, когда ты сможешь честно сказать мне, что любишь Джию, и тогда ты получишь мою полную поддержку, решив жениться на ней.

— Хватит, Ева, — мой тон резкий, а решимость твердеет, как бетонные стены, укрепляющие мой дом и мое сердце, — разговор окончен.

Она молча кивает, но я вижу в ее глазах миллион невысказанных слов и вопросов.

— Подожди, ты куда? — кричу я ей вслед, когда она поворачивается, чтобы уйти.

— Ты ведь сам сказал, нам больше нечего обсуждать, — признает Ева.

— Пожалуйста, не веди себя так, — говорю я, глядя ей в глаза.

— Когда ты провел черту? Когда жертва становится предателем самого себя? — спрашивает она, оглядываясь.

Я сжимаю челюсти, чувствуя, что она пытается подорвать все ценности, в которые я свято верил до сих пор. Ценности той жизни, которую я выбрал — или, возможно, она выбрала меня. Это поединок воли, и я не собираюсь убирать свой меч.

— Предателем? — мой смех короткий и лишенный юмора, — не все зависит от того, чего хотят люди. Кроме того, возможно, я хочу защитить то, что мой отец создал для своих детей. Эта неустанная потребность в погоне за собственным счастьем — всего лишь слабость.

— Такой ты меня видишь? Слабой? — шепчет она, и тихий звук ее голоса грозит подорвать мою решимость.

— Конечно нет, — огрызаюсь я, обвинение задевает за живое, — но ты наивна. И лицемерна.

— Я? Лицемерна? — недоверчивость отражается на ее лице, когда она повторяет мои слова.

— Твоя семья… — начинаю я холодным, как сталь голосом, — уже много лет извлекает выгоду из нашего союза. Бизнес твоего отца процветал благодаря нашим контрактам, и как ты думаешь, почему он их получил? Я скажу тебе, почему. Это из-за его многолетней дружбы с моим отцом.

— Твой отец получал долю от каждого контракта, который он когда-либо приносил моему отцу, так что давай не будем притворяться, что эти отношения были не взаимовыгодными, — огрызается она на меня, — и кроме того, это было между ним и твоей семьей. Я не имела к этому никакого отношения!