Багровое веселье

Паркер Роберт Б.

– Это понятно, – согласилась Сюзан. – Но разобраться и постараться понять его все же стоит. Иногда полезно докопаться до первопричин и вычислить побуждающие мотивы. Имеем ли мы дело с манией? Или с каким-то диким ритуалом?

– Есть возможность предсказать его следующий шаг?

– Больной вопрос. Мы уже неплохо научились объяснять человеческое поведение, но еще затрудняемся делать какие-то предсказания.

– Скорее всего он убьет еще одну негритянку, – предположил я.

– Возможно, – кивнула Сюзан. – И, возможно, напишет еще несколько писем, и в конце концов вы его поймаете.

– Дай-то Бог, – вздохнул я.

– Обязательно поймаете. Вы сильные, упрямые, у вас огромный запас воли и куча энергии.

– Что правда, то правда.

– Да еще и я буду помогать вам, – закончила Сюзан.

На стойке зазвенел таймер. Я встал и вытащил из духовки рис. Открыл дверцу, чтобы вышел пар, затем захлопнул духовку и повернулся к Сюзан.

– Нужно решить одну проблему, – сказал я. – Через десять минут будет готов ужин, мы мило поедим и завалимся в постель. Но я прекрасно знаю, что после еды ты всегда становишься немного вялой и сонной. Стареешь, наверное. Так как ты отнесешься к тому, что я немножко попрыгаю на твоих косточках?

У Сюзан еще оставалось полбокала шампанского. Она подняла его на свет, несколько секунд задумчиво смотрела сквозь стекло, затем залпом выпила половину, опустила бокал и взглянула на меня. Глаза вдруг стали такими темными и бездонными, что, казалось, у нее совсем нет зрачков.

– А что на ужин? – спросила она.

– Курочка-гриль с лимоном и розмарином, рис с овощами и знаменитым медово-горчичным соусом Спенсера, пшеничный хлеб и бутылочка «Железной Лошади».

Сюзан допила шампанское, наклонилась, поставила бокал на журнальный столик и встала. Сняла туфли, расстегнула кожаные брючки и, выскользнув из них, аккуратно сложила на спинку кресла. Затем повернулась, заглянула мне в глаза и решительно произнесла:

– По-моему, лучше, если ты попрыгаешь на моих косточках прямо сейчас.

– Я уже понял, что ты это скажешь, – улыбнулся я.

– А когда догадался?

– Когда ты сняла брюки.

– Ну конечно, – прошептала она, подойдя ко мне. – Ты всегда понимал самые тонкие намеки.

Я обнял ее.

– Знаешь, о чем я жалею? Что сейчас не старые времена, когда женщины носили пояса и над чулками соблазнительно поблескивали обнаженные ножки.

– Ох уж эти сладкие юношеские грезы, – прошептала Сюзан, раскрывая губы для поцелуя.

– Но я все равно сделаю все, как надо, – улыбнулся я.

И сделал.

Потом мы сели ужинать. Сюзан была в одной из моих любимых голубых рубашек, а я – в спортивных брюках на завязке. Мы выглядели очень элегантно.

– Может, он пробовал лечиться? – спросил я. – Как насчет того, чтобы поговорить с психиатрами?

Сюзан покачала головой.

– По-моему, он не нуждается в лечении. Его лечат убийства. Люди идут к врачу, когда не видят другого выхода, когда не знают, как избавиться от своего ужасного состояния.

– Как я, например. Когда начинаю распухать от желания, сразу же ищу тебя.

– Как приятно слышать, когда ты так говоришь, – улыбнулась Сюзан.

– Но я ищу тебя еще и потому, что люблю. И так сильно, что просто невозможно описать словами.

– Знаю. Я сама люблю тебя точно так же.

Мы на секунду замолчали, ощущая, как между нами снова крепнет какая-то совершенно осязаемая, мерцающая связь, нерушимая, как сама вселенная.

– Навсегда, – улыбнулся я, поднимая свой бокал.

Сюзан посмотрела мне в лицо. Глаза ее блеснули.

– Навсегда, – прошептала она.

Глава 3

Пасмурным апрельским днем Красная Роза совершил еще одно убийство. Снег уже сошел, и на кустах набухли первые золотистые почки. Долорес Тейлор была исполнительницей экзотических танцев. Четвертая же жертва оказалась певицей. Звали ее Шантель. Она играла на пианино и пела в коктейль-баре небольшого отеля рядом с аэропортом. Утром горничная обнаружила ее труп в одной из комнат отеля.

Когда мы с Квирком приехали в отель, здание уже было забито журналистами и репортерами, толкущимися в тесном коридоре возле двери в номер, который они называли «комнатой убийства». Сверкали телевизионные юпитеры. Дверь охранял пузатый краснощекий полицейский с бычьей шеей. Взглянув на значок Квирка, он молча кивнул, и мы прошли в «комнату убийства». Я услышал, как, пропустив нас, полицейский важно сообщил кому-то:

– …Да просто вставил ей ствол в задницу и спустил курок.

Квирк тоже услышал его слова. Он остановился, круто повернулся и, подойдя к двери, жестом позвал краснощекого полицейского внутрь.

– Лейтенант, секундочку! Лейтенант! – бросился к Квирку какой-то особо рьяный репортер.

Но Квирк, не обратив на него внимания, захлопнул дверь и повернулся к полицейскому.

– Жертва была молодой женщиной. Она умерла страшной, ужасной смертью. И если я еще хоть один раз услышу, что ты говоришь о ней в таком духе, я лично сорву с твоей поганой груди твой поганый значок и запихаю его в твой поганый рот, – произнес он ровным, спокойным голосом.

На толстой шее полицейского вздулись вены. Он открыл рот и растерянно уставился на Квирка. Тот молча расстегнул плащ, сунул руки в карманы брюк и продолжал сверлить полицейского свирепым взглядом.

Все присутствующие занимались своими делами. Никто, кроме меня и краснощекого полицейского, не слышал слов Квирка. А не видя его глаз, со стороны могло показаться, что они мирно беседуют о погоде.

Полицейский, наконец, захлопнул рот и слегка вытянулся.

– Понял, сэр, – подавленно пробормотал он и по кивку Квирка вышел в коридор.

Что ж, круто. Квирк повернулся и окликнул патологоанатома. Я пошел взглянуть на тело. Без толку, конечно. Все равно этот осмотр не сможет дать ключа к разгадке. Но если занимаешься расследованием убийства, почему-то обязательно считаешь своим долгом осмотреть тело. Это всегда было, есть и будет частью расследования, с помощью которого начинаешь понимать убийство вообще и это в частности. Я всегда ненавидел эту процедуру и постоянно делал над собой усилие, чтобы бесстрастно и внимательно осмотреть жертву. Хотя, если она смогла вынести все это, то и мне негоже трусливо опускать глаза.