Балтийская легенда
Шрифт:
— Я вам уже сказал, что подпишу приказ только при наличии убедительных улик.
— Совершенно верно. Я продолжал дознание по делу Исадского. Мне оказал важную услугу кондуктор Лавриненко. Исадский просил его помочь составить какое-то прошение, которое собирался отправить с письмом домой. Кондуктор сумел прочитать и письмо. В нем матрос оскорбительными словами отзывался о наших офицерах.
— Почему же кондуктор не пресек крамолу на месте?! — возмутился Лозинский.
— Лавриненко, осмелюсь заметить, благоразумно поступил, не спугнул крамольника.
Мазуров раскрыл перед Лозинским тощую канцелярскую папку.
Командир нехотя стал листать подшитые в папке бумаги. Доклад Мазурова о прокламациях, найденных на борту крейсера; показания кондуктора Давыдова и минера Исадского. Эти документы Лозинский уже читал. А вот и злополучное письмо матроса вместе с почтовым конвертом. И все. «Читать чужое письмо?» — Лозинский брезгливо поморщился и стал листать «Дело минера Исадского» в обратном порядке. «Боже мой, флотский офицер обращается за содействием в жандармерию… Занимается перлюстрацией писем… И все это происходит на образцовом крейсере императорского флота! Гм, интересно, а где же показания Лавриненко?»
Командир уже хотел спросить об этом старшего офицера, но тот сам заговорил о кондукторе:
— Считаю своим долгом доложить, Лавриненко помог выявить еще одно важное обстоятельство. Оказывается, наши матросы получают письма на городскую почту «до востребования».
— Ничего не вижу в том предосудительного.
— Извините, капитан первого ранга, но на время прохождения службы корабль для матроса — дом родной. Посему и личную переписку ему надлежит вести через корабельного почтальона, а не пользоваться услугами гражданского учреждения, сиречь, почты.
— Уставом это не возбраняется. И давайте прекратим разговор на постороннюю тему.
— Слушаюсь. Но приказ я настоятельно прошу подписать. — Мазуров извлек из-под папки проект приказа и положил его поверх дела.
— А вы уверены, что Исадский смутьян?
— Не только уверен, знаю доподлинно.
— Ну, воля ваша!
Лозинский подписал приказ и передал его вместе с папкой Мазурову.
— Разрешите выполнять?
— Выполняйте, — ответил командир, устало махнув рукой.
Выйдя от Лозинского, Мазуров тут же послал вестового за Исадским. Когда тот явился в каюту старшего офицера, его ожидал караул.
— За ведение революционной агитации, — объявил Мазуров, — приказом командира крейсера минер Исадский подлежит аресту и немедленному свозу на берег для передачи властям.
Начальник караула, получив запечатанный конверт, вывел минера на палубу. Весть об аресте товарища разнеслась по крейсеру. Не успел караул подойти к бортовому трапу, как возле него уже собралось несколько десятков матросов.
— Куда ведете? — спросил кто-то у конвоиров.
Караул остановился в нерешительности.
— На берег, братцы, списывают, — громко сказал Исадский. — Под арест сажают, канальи!
Толпа зашумела, двинулась на караул. Находившиеся на палубе офицеры растерялись.
— Что тут происходит? — строго спросил подошедший Мазуров.
Ему никто не ответил.
— Разойдись! — крикнул старший офицер. — Дайте караулу дорогу!
Тем временем толпа увеличивалась. Ропот нарастал. Матросы стали оттеснять караульных от Исадского.
— Господа офицеры! — скомандовал встревоженный Мазуров.
Угрожая револьверами, офицеры довели арестованного до трапа и спустили на катер.
Долго еще волновались матросы. «Будь у нас оружие, черта с два дали бы свезти товарища», — говорили они.
О новом выступлении матросов командование учебного отряда доложило в морское министерство.
В пятницу в Ревель пожаловал морской министр, вице-адмирал Бирилев. В тот же день он назначил смотр учебно-артиллерийскому отряду. Приняв рапорт командира флагманского корабля, адмирал молодцевато обратился к команде:
— Азовцы! Ваше судно — георгиевское. В пятом году вы удостоились похвалы его императорского величества и лобзания руки ее величества императрицы Александры Федоровны.
Сделав паузу, министр продолжал:
— Ныне внутренний враг становится все нахальней и наглее. Нужны надежные силы, и я верю, что вы будете верными присяге и военному долгу. Да здравствуют батюшка царь и матушка Русь! Ур-ра-а!..
Матросы молчали. Лишь побледневшие офицеры ответили на приветствие.
Лобадин, стоявший в первой шеренге канониров, ясно видел, как лицо Бирилева побагровело, перекосилось от злости. Теряя самообладание, адмирал подбежал к строю. Он в упор посмотрел на артиллерийского квартирмейстера. Выдерживая взгляд холодных глаз министра, Лобадин думал: «А ребята — молодцы, встретили как надо!.. Ишь как бородой-то трясет, двуглавые орлы того и гляди с погон слетят!..»
— Кто тут стоит? Русские люди? — неистовствовал адмирал. — Да здравствует русский народ! Ур-а-а!..
Лобадин молчал. Молчали и матросы.
Вице-адмирал окончательно вышел из себя. Не попрощавшись с командой, он поспешил к парадному трапу и отбыл на берег.
Вечером, после совещания у губернатора, министр приказал вывести из Ревельской бухты все военные корабли.
На следующее утро учебно-артиллерийский отряд взял курс на Папон-вик — пустынную бухту в сорока милях к востоку от города. В Ревеле временно осталась только «Рига», проводившая стрельбы.
После работы группа парней с завода «Вольта» через кладбище Каламая направилась к морю. Весело переговариваясь, молодые рабочие разделись и улеглись на берегу.
— Что-то Оскар запаздывает, — озабоченно заметил Тамберг. — Не случилось ли чего?
— Будем надеяться на лучшее, — успокоил Альтдорф. — Дорога до нас неблизкая, да и дел у Оскара много.
— Может быть, начнем без него? — помолчав, предложил Тамберг. — Прошлый раз Оскар показал приемы метания бомб.
— Послушайте, а не изготовить ли нам бомбы самим? — предложил Бауэр.