Балтийская легенда
Шрифт:
С кормы донеслись крики и выстрелы.
— Драконы удирают на катере, — прибежал Котихин.
— Выпускать их нельзя! — Лобадин поспешил к корме.
Катер с офицерами находился уже в трех кабельтовых.
— Прекратить стрельбу! Надо ударить из орудия. Быстрее несите к «гочкису» снаряды! — приказал Лобадин, а сам побежал вдоль борта. — Фельдфебель Старостин! — крикнул он вниз, где стоял паровой рабочий катер.
— Есть Старостин!
— Подать катер к трапу!
— Паров маловато.
— Выполняйте приказ!
Вдруг
— Драконы тонут!
Море серело, и можно было разглядеть, что катер, получив пробоины, зарывается носом. Оружейный огонь по беглецам прекратили. С крыла кормового мостика притащили тридцатисемимиллиметровую пятиствольную пушку на деревянной тумбе. Орудие установили на носу парового катера.
— Богданов, за офицерами! — распорядился Лобадин.
Матросы поспешно уселись в катер и устремились в погоню. Командирский баркас еле двигался, погружаясь в воду. Вот он застыл на месте, сев на мель.
С него стали прыгать офицеры, спеша вброд добраться до берега. Богданов нажал на спуск. Выстрел. Поворот рычага — и сработавший ствол отошел по барабану влево, а на его место заступил другой. И сразу новый выстрел. Снаряды один за другим легли около катера.
Офицеры, бросив в катере на произвол судьбы умирающего командира крейсера, выбрались на берег и скрылись в лесу. Вдогонку им Богданов сделал подряд три выстрела, опорожнив магазин пушки.
Под красным флагом
Около пяти часов утра горнист сыграл «большой сбор». До побудки оставалось больше часа, но никто не удивился неурочному сигналу. Корабль не спал. Да и кто мог заснуть, если всего два часа назад на корабле сбросили ненавистную офицерскую власть! Не остывшие от возбуждения матросы собирались кучками на палубах, в жилых помещениях и с озаренными радостью лицами говорили о победе, обсуждали, кто как вел себя во время восстания.
Не успел еще умолкнуть горн, как команда высыпала на верхнюю палубу.
— Проходи, ребята, на бак. Митинг будет, — оповещали всех члены партийного комитета.
Около полубака, который, словно огромная трибуна, громоздился над палубой, в группе комитетчиков стоял Лобадин.
— Смотри, братва, — проговорил подошедший матрос, — наш Лукьяныч-то припарадился: на ремне наган в офицерской кобуре. Чем не командир?
— Кому же теперь командовать крейсером, как не ему, — поддержал товарищ. — Лобадин всем головам голова!
— А рядом с ним кто? Не наш вроде…
— Товарищ Оскар, от ревельских рабочих…
— Большевик. На «Потемкине» был…
— Да ну!
Лобадин поднялся на несколько ступенек левого трапа, ведущего на полубак. Матросская масса уже запрудила носовую часть верхней палубы.
Впереди собрался почти весь основной экипаж крейсера. Революционные моряки сжимали в руках винтовки, иные заткнули за пояс револьверы. В первых рядах царило оживление. Поодаль сгрудились главным образом ученики. Нефед перевел взгляд дальше. Молча, сторонясь всех, по двое, по трое стояли кондуктора. На лицах полная безучастность, словно на корабле ничего не произошло. «О чем они думают?..» Размышления Лобадина прервал двойной удар корабельного колокола.
— Пора! — взглянул Нефед на Оскара.
Тот кивнул головой.
Лобадин поднял руку — и наступила тишина. Неожиданно для себя он заговорил приподнятым, торжественным тоном:
— Товарищи! По поручению корабельной большевистской организации митинг матросов революционного крейсера «Память Азова» объявляю открытым.
Запретные слова «товарищи», «большевистская организация», «революционный крейсер» — слова, которые до сих пор произносились тайком, шепотом, впервые были сказаны во всеуслышание. Это сообщило оратору в глазах массы необыкновенную силу. Матросы вдруг увидели перед собою не просто артиллерийского квартирмейстера первой статьи Лобадина, а своего вожака, большевистского организатора.
После небольшой паузы Лобадин объявил:
— Слово имеет представитель Ревельского комитета Российской социал-демократической рабочей партии Оскар Минес.
Оскар легко взбежал на полубак. Сняв бескозырку и широко расставив ноги, он начал речь, несколько наклонившись над поручнями:
— Матросы славного крейсера «Память Азова»! Ревельские рабочие просили передать вам свой горячий пролетарский привет. От их имени поздравляю вас с первой победой над силами реакции! Будем до конца верными делу революции! Поднимем на борьбу против ненавистного царизма другие корабли отряда!..
— Эстонским пролетариям — ура!
— Даешь Ревель!
Оскар жестом призвал к вниманию. Когда внизу стихло, он сказал:
— Мы не одиноки. В Свеаборге восстали наши братья — матросы и солдаты. Не нынче-завтра поднимется Кронштадт, вся Балтика. Час освобождения трудового народа от гнета капиталистов и помещиков приближается…
И снова возгласы одобрения, крики «ура».
— Теперь хозяева на корабле — революционные моряки, — продолжал Оскар. — Для управления крейсером нужно выбрать командира и комитет, решения которых для всей команды будут обязательны. Нет возражений?
— Нет… Нет… Согласны!
— Предлагаю командиром корабля выбрать руководителя большевистской организации Нефеда Лукьяновича Лобадина. Кто за?
Лес поднятых рук был ему ответом.
В комитет избрали Оскара Минеса.
— Выбранным подняться на полубак! — скомандовал Лобадин.
Горнист заиграл сигнал. Ему вторила барабанная дробь. Из-за ходового мостика показался и медленно стал подниматься по грот-мачте флаг. Алое полотнище трепетало на ветру; и казалось, что это бьется само живое сердце революции.