Балтийская легенда
Шрифт:
Все сознавали сложность положения: сигнала о восстании так рано никто не ждал; к выступлению не были готовы ни корабли отряда, ни рабочие Таллина. На собрании выявились две точки зрения. Одни матросы высказывались за немедленное выступление; другие, более осторожные, не советовали спешить, предлагали прежде запросить Свеаборг и Кронштадт, узнать, как там идут дела. Духота в помещении стала невыносимой. Оскар предложил:
— Сделаем перерыв. Тем временем соберется партийный комитет и решит, что делать. Его решение обсудим сообща.
С Оскаром согласились. Люди стали
— Переписать всех! — приказал Мазуров караульному начальнику и направился в жилое помещение.
На одной из коек старший офицер увидел двух матросов. Один был маляр Козлов, второго Мазуров в лицо не знал.
— Кто такой?
— Кочегар номер сто двадцать два, — доложил неизвестный.
— Такого номера среди наших кочегаров нет, — усмехнулся Мазуров. — Караул, взять его!
Оскара схватили и тут же обыскали: нашли заряженный браунинг и запасную обойму с патронами.
Арестованного отвели в офицерскую ванную комнату, которая располагалась на корме за кают-компанией. У двери поставили сразу четырех часовых, в их числе Тильмана. Дверь в ванную оставили открытой, а охране приказали заколоть арестованного при малейшей попытке к побегу.
Лобадину стало ясно: медлить нельзя! Он собрал членов комитета и сообщил о случившемся.
— Не теряй время, — заявил Колодин. — Командуй!
— Правильно, — поддержал Котихин.
— Драконы не простят нам, — вставил Гаврилов. — Нужно их опередить.
— Значит, решили, — твердо сказал Лобадин. — Действовать будем по намеченному плану. И помните девиз потемкинцев: «Один за всех, все за одного!»
«Один за всех, все за одного!» В этих словах был глубокий смысл. Азовцы не забыли геройскую смерть Вакуленчука, который сам погиб, но не дал старшему офицеру Гиляровскому расправиться с матросами. И вот сейчас на балтийском крейсере девиз черноморцев прозвучал как клич к восстанию, как клятва верности революционному долгу. Восставший Свеаборг пока один. Ему на подмогу должна подняться вся Балтика. И Оскар Минес, презирая опасность, прибыл на корабль, чтобы вовлечь команду в борьбу за общее дело. Сейчас он в беде. Азовцы должны его выручить. Так действовали бы потемкинцы. Час пробил!
— Уж коли доверяете мне, то слушайте команду. В первую очередь — всем вооружиться. Если со мной что случится — старшим будет Петр Колодин. Добудем патроны. Они возле денежного ящика. Там, на посту, — ученик Могильный. Пусть одногодки его — Пинькевич и Кузькин — попробуют договориться с ним. Не отдаст патроны — захватите силой и тащите сюда. Действуйте!
— Члены комитета — на свои места! Котихин, быстро в жилую палубу, к ученикам! Костин пусть собирает артиллеристов, Аникеев — машинную команду. Захватывайте винтовки. За патронами — сюда. Стрельбу не начинайте. Нужно постараться решить дело мирным путем. Ты, Баженов, займи телеграф.
Вернулся Пинькевич.
— Могильный отбивается штыком!
— Вот черт упрямый! — выругался кто-то. — Что он, с ума сошел!
— Колодин, пусть выключат свет, — приказал Лобадин. — В темноте нам будет сподручней действовать.
На верхней палубе щелкнул выстрел. Прибежавший Григорьев сообщил:
— Лейтенант Захаров застрелил матроса. Ребята не стерпели и прикладом разбили дракону голову. Сейчас отдает богу душу.
Погас свет.
Наверху послышались револьверные выстрелы. В ответ ударили винтовочные. Притащили ящик с патронами.
— Колодину занять батарейную палубу! — приказал Лобадин. — Остальные — ружья заряжай! За мной, товарищи!
Выбежав на верхнюю палубу, Лобадин задержался у люка. Пропуская мимо себя матросов, он напутствовал:
— Живей прочищайте палубу, занимайте выходы! Старайтесь без кровопролития, берите офицеров в плен.
Лобадин бросился выручать Оскара.
Среди офицеров началась паника. Они бестолково метались по внутренним помещениям кормовой части корабля. Некоторые попытались оказать сопротивление, но были сметены матросской волной. Одним из первых был убит вахтенный начальник мичман Зборовский. Затем пронесли в каюту тяжело раненного Мазурова.
Скоро выстрелами через люки почти все офицеры были загнаны в каюты, кают-компанию и на кормовую батарею. Единственная возможность не попасть в руки матросов — бежать на командирском катере, который стоял под кормой.
Дабич первым покинул крейсер. За ним на катер снесли тяжелого раненного Лозинского. На адмиральском балконе, с которого спускались по шторм-трапу беглецы, появились мичманы Сакович и Крыжановский.
— Господа офицеры, — обратился Крыжановский, — подождите, мы сейчас принесем раненого капитана второго ранга Мазурова.
— Ждать больше не можем, — ответил Дабич. — Садитесь, или мы отваливаем!
— Я отказываюсь ехать, — заявил Сакович.
— Я тоже, — добавил Крыжановский.
Шум заработавшего винта был ответом. И сразу же с верхней палубы раздался голос:
— На баркасе, на шкентель!
Катер продолжал двигаться.
— На баркасе, стой! Будем стрелять!
Загремели винтовочные выстрелы. Катер не останавливался. Напротив, он набирал ход.
Лобадин с несколькими матросами бежал по внутренним переходам. Вот и кают-компания. Миновали ее. На ощупь определили: начинается кривой борт. Зажегся свет. В коридорчике перед офицерской ванной комнатой лежал убитый Тильман.
В дверях показался Оскар.
— Ося! Ты жив! — обрадовался Лобадин. — Скорее к нашим!
На верхней палубе первым они встретили Григорьева.
— С офицерьем покончено! — воскликнул он. — Крейсер в наших руках!
— Наконец-то! — Оскар крепко пожал матросу руку. — Надо засечь этот светлый час!
— Сколько на твоих? — спросил Григорьева Лобадин.
Матрос проворно вытащил серебряные часы:
— Уже половина третьего.
— А склянок не слышно, — заметил Лобадин. — Непорядок…