Банда - 2
Шрифт:
– Вот трахнешь меня этой ночью и уйдет, - сказала Вика почти неслышно, но в ее голосе прозвучала такая твердость, что Андрей не решился ни возразить, ни возмутиться, ни обидеться. Он посмотрел Вике в глаза и не увидел там ни вызова, ни решимости. В глазах была печаль и ничего больше. Смысл сказанного дошел до него не сразу, вначале он осознал только одно слово, которое нельзя было не услышать, и только спустя какое-то время в полной мере понял остальное.
– Ну ты даешь, - пробормотал он растерянно.
– Да!
– сказала Вика.
–
– Надо смотреть друг другу в глаза. Чтобы не было недоразумений. Согласен?
– Конечно.
– Я знаю, ты не пьешь... И правильно делаешь... Но я бы все-таки предложила тебе глоточек... Выпей. Сегодня ты уже никуда не уйдешь.
– Не пущу. Выпей и увидишь, что карта твоя, привычная бездарная карта слегка нарушилась... Появится первый козырь, маленькая, хиленькая шестерка бубен...
– Почему бубен?
– А потому, что бубен так похож вот на эту подушку, - она хлопнула ладошкой по цветастой наволочке.
– Идти тебе нельзя, эти звери тебя пришибут, зарежут, застрелят... Они же в бешенстве. А спать здесь можно только на этой кровати. Другого места нет. Не в ванне же! Правда, у кровати такой размер, что можно всю ночь искать друг друга и не найти... Но я тебя найду.
Андрей улыбнулся, провел рукой по ее щеке, запустил пальцы в волосы, привлек к себе. Вика освободилась, шало посмотрела на него.
– Ну? Попробуем? Рискнем?
Андрей, не отвечая, медленно налил себе половину рюмки, долго принюхивался к ней, несколько раз бросил опасливый взгляд в сторону окна и Вика, поняв эти его взгляды сама подошла к окну и поправила штору, а, вернувшись, села на ковер у его ног.
– Знаешь... Боюсь, - сказал Андрей, выпив глоток водки.
– Я тоже, - быстро ответила Вика.
– Знакомый разговор...
– На эту тему все разговоры знакомые!
– она вскочила, подошла к шкафу, распахнула дверцу.
– Вот пижама...
– Твоя?
– Нет. Твоя. Вот полотенце... Бери и дуй в ванную. А я здесь сделаю остальное. Как говорят картежники... Карта - не лошадь, к утру повезет.
– Ну, ты даешь, - пробормотал Андрей, поднимаясь.
Вернувшись из ванны, Андрей увидел, что верхний свет выключен, что комната освещена лишь сумеречным светом экрана телевизора, а Вика лежит в кровати под одеялом, и, заложив руки за голову, смотрит передачу.
– Представляешь, какой кошмар!
– воскликнула она, увидев Андрея. Оказывается предсказатель Нострадамус пятьсот лет назад сказал, что большевики продержатся семьдесят три года и семь месяцев!
– При Нострадамусе не было большевиков.
– Но он условно сказал... Назвал их безбожниками, варварами, еще как-то... Разрушители церквей...
– Он не сказал, когда они вернутся?
– А вернутся?
– Я бы не возражал.
– Садись, - она уже знакомым Андрею жестом похлопала узкой ладошкой по одеялу.
– Давай его выключим, этот телевизор, - предложил Андрей.
– Без Астродамуса разберемся.
– Давай, - легко согласилась Вика и, выпростав ногу из-под одеяла, быстро нашла нужную кнопку. Экран погас и комната погрузилась в темноту. Найдешь меня?
– Буду идти на голос.
– Главное, иди все время прямо, все время прямо... И рано или поздно ты наткнешься на меня.
– Уже наткнулся. Это ты?
– В нашем лесу больше никого нет.
– Да, действительно, это ты, - прошептал Андрей и вздрогнул, ощутив ладонью ее небольшую грудь. От неожиданности он отдернул руку, но тут же протянул снова.
– А узнал как?
– Наощупь.
– Видишь, какая я узнаваемая...
– Ты молодец... Какая же ты молодец! Даже не представляешь!
– Почему... Очень хорошо представляю. Я иногда себя в зеркале вижу.
– Ничего ты в зеркале не увидишь, - прошептал Андрей и сделав глубокий вздох, откинулся на подушку. Пришло ощущение, будто он вернулся откуда-то издалека, вернулся к себе. Его бил легкий озноб - то ли после душа, то ли совсем по другой причине.
– Меня немного колотит, - сказал он.
– Пройдет, - прошептала Вика, прижимаясь к нему всем телом.
– Рядом с такой женщиной, кого угодно будет колотить... Я тоже маленько не в себе.
– Привыкнем... У нас есть время... Ты пахнешь сеном... Откуда?
– Волосы... И немного водкой. Это ничего?
– Это прекрасно, - сказал Андрей.
– А ты меня поцелуешь?
– Я тебя уже целую... Я давно уже целую тебя и оторваться не могу.
– Надо же... Я и не заметила...
– Темно потому что...
***
Андрей проснулся от странных звуков, раздававшихся где-то совсем рядом. Не открывая глаз прислушался. Вспомнил, где он находится. Звуки не прекращались. Так, это квартира Вики, это кровать Вики. Так... И рядом лежит, конечно. Вика. И плачет. Он открыл глаза, осторожно повернул голову. Так и есть - в слабом лунном свете он увидел тонкий профиль, рассыпавшиеся по подушке волосы, поблескивающий на щеке ручеек слезинки.
Андрей не успел сказать ни слова, наверно, и дыхание его не изменилось, но Вика почувствовала, что он проснулся. Повернувшись на живот, она вытерла лицо о подушку.
– Что-то не так?
– спросил Андрей.
– Все нормально.
– Да? И слезы в подушку?
– А это самое нормальное, что вообще может быть с бабой после прекрасной ночи.
– Надо же...
– Слушай, - сипловато сказала Вика, - ты знаешь, что такое одиночество?
– Знаю.
– Ни фига ты не знаешь! Одиночество - это когда рядом спит ублаженный мужик, а ты не знаешь, куда себя деть. Ты боишься к нему притронуться, чтобы не разбудить его, потому что у него, видишь ли, горе и такие переживания, такие переживания, что ты сама их не стоишь. А твои переживания ему, как говорится, до одного места.