Банк хранящий смерть
Шрифт:
Бледно-голубые глаза смотрели в упор. Пауэрскорт не произнес ни слова.
— Но потом фортуна переменилась, — продолжал Бертран де Ротшильд, — и победа оказалась на стороне Харрисонов. Фирма «Голдшмит и Хартман» обанкротилась. Франкфуртские банкиры обвинили их в гибели Харрисона. Кажется, его звали Чарлз, как и того, кто теперь заправляет в банке.
«Боже, сколько же их, этих мертвых Харрисонов, умерших не в своей постели, а в огне пожара или в плаванье, покончивших жизнь самоубийством или выловленных в Темзе? Возможно, в подвалах банка хранится скорбный мартиролог».
— Голдшмиты обанкротились, лорд Пауэрскорт. Они потеряли все. Им пришлось покинуть город. Кто-то перебрался в Берлин, а кто-то уехал в Америку.
Внезапно ручка упала, покатилась и упала на пол.
— Так вы разыскали кого-то из Голдшмитов, лорд Пауэрскорт?
Лицо старика оживилось, глаза заблестели. «Он словно ищейка, взявшая след», — подумал Пауэрскорт.
— Вы обнаружили кого-то из Голдшмитов там, в Блэкуотере? Может быть, он прятался в храмах или скрывался у озера вместе с речными богами? — рассмеялся Бертран де Ротшильд. — Неужели призрак из Франкфурта явился в Оксфордшир, чтобы заново переиграть прошлое?
Пауэрскорт улыбнулся.
— Из вас бы вышел прекрасный детектив, сэр. Просто отличный.
— Я и есть детектив, — отвечал старик, с явным усилием наклоняясь, чтобы поднять упавшую ручку, — только я разбираю дела прошедших времен, а вы копаетесь в настоящем. Боюсь, настоящее более опасно, чем прошлое.
— Мистер де Ротшильд, я не в состоянии выразить, насколько я признателен за сообщенные сведения. — Пауэрскорт посмотрел на часы и подумал о поезде. — Я вам премного благодарен.
— Но вы так и не ответили на мой вопрос, молодой человек: удалось ли вам отыскать Голдшмита в Блэкуотере?
Бертран де Ротшильд подался вперед, ручка снова заплясала в его руке легкий танец золота.
— Не знаю, сэр, не знаю. — Пауэрскорт оглянулся, ища свои перчатки.
— Полагаю, это означает, что вы нашли какую-то связь, — заключил де Ротшильд, его глаза вспыхнули радостным охотничьим азартом. — А что бы еще привело вас сюда? Но я вижу, вы не хотите мне этого говорить. Я вас не виню. Иногда прошлое может стать опаснее настоящего, верно? Не бойтесь, я никому не расскажу о нашем разговоре. Но все это очень интересно, очень. Для меня, как историка, вы понимаете?
Хозяин встал из-за стола, чтобы проводить Пауэрскорта. Коридор, который вел к парадной двери, тоже украшали картины, изображавшие сцены игры в крикет.
— Скажите, лорд Пауэрскорт, а есть у вас любимый удар? В крикете, я имею в виду.
— Да, есть, — отвечал Пауэрскорт, чувствуя облегчение от того, что разговор вновь вернулся к крикету, — у меня всегда была слабость к поздней подсечке.
— Поздняя подсечка, лорд Пауэрскорт! — Де Ротшильд размахнулся воображаемой битой. — Это такой опасный удар! Если глазомер подведет, если вы хоть немного ошибетесь в расчетах, тогда все пропало — конец ваших подач, верно?
— Вы совершенно правы, мистер де Ротшильд.
— И частенько вам приходится прибегать к этой подаче, этой поздней подсечке?
— Нечасто. Уже много лет я ее не использовал, — признался Пауэрскорт и радостно вышел на прохладный утренний воздух.
— Очень хорошо, лорд Пауэрскорт, очень хорошо. Рад это слышать.
Трескучий стариковский смех продолжал звучать в ушах Пауэрскорта, пока он шел по улице.
14
Письмо пришло странным кружным путем. Оно было отправлено из британского посольства в Берлине на имя Пауэрскорта, но послано на адрес банка Уильяма Берка.
«Germanii ad lapides nigros in Hibernia arma et pecuniam mittent. Maius XVII–XX. Johannis».«Между 17 и 20 мая немцы собираются послать оружие и деньги к черным камням Ирландии. Джонни», — в десятый раз переводил Пауэрскорт с латыни, сидя в отдельном купе поезда, увозившего его в Блэкуотер. Ничего больше. Через неделю, подсчитал Пауэрскорт. У меня есть неделя, чтобы добраться до Ирландии.
Инспектор Вильсон уже ждал Пауэрскорта — за пять минут до назначенного срока, одиннадцати часов, — у блэкуотерского дома.
— Доброе утро, милорд. Неприятная сегодня у нас погода.
Пауэрскорт подумал, что почти все население острова постоянно думает и говорит о погоде. Небо было затянуто облаками, темные тучи угрожали пролить дополнительные водные потоки на верхние этажи здания, находившегося за их спинами.
— Не могли бы вы, инспектор, пока расспросить мистера Чарлза Харрисона, который ждет нас в библиотеке, о его передвижениях. — Он заговорщицки улыбнулся полицейскому. — Мне необходимо переговорить с дворецким о событиях двух последних дней.
«Или последних двадцати лет», — добавил он про себя.
— Хорошо, сэр. Пожарные снова прочесывают дом, — доложил инспектор Вильсон. — А этот мистер Харди, сэр, — в жизни не видал более жизнерадостного человека! С самого утра ползает по полу и все время что-то напевает себе под нос. Какую-то песенку про ключи, милорд.
— Может, он влюблен, инспектор? — предположил Пауэрскорт.
— Ну, в пожары-то он точно влюблен, можете мне поверить, — отвечал Вильсон. — Если бы это не было его профессией, так сказать, я бы посчитал, что он рехнулся на пожарах — настоящий пироманьяк.
Инспектор Вильсон направился в библиотеку и исчез в развалинах. Пауэрскорт медленно пошел к черному входу, обдумывая по пути предстоящий разговор.
Он нашел дворецкого в большой комнате на половине прислуги, тот натирал серебро. Один угол комнаты занимала огромная плита, над которой в строгом порядке висели ряды медных сковородок. Здесь была еще большая раковина с длинной сушильной доской, где рядами сушились чашки и тарелки. Над камином чуть криво висел портрет королевы Виктории — она строго взирала на своих подданных, трудившихся в людской. У стола, на котором были расставлены подсвечники, стояло несколько кресел.