Банк хранящий смерть
Шрифт:
21
Телега вновь двинулась в гору по почти непроходимой тропе. Пес, исполнив долг, наконец-то успокоился. Мили через полторы телега остановилась у крошечной часовни на горе. Чахлые деревца с причудливо изогнутыми от постоянных ветров ветвями охраняли уединенное кладбище. Памятники здесь были скромные, не то что мраморные плиты, украшавшие могилы на протестантском кладбище внизу в долине. Мужчины молча приступили к работе, непогашенная трубка снова была оставлена на время у края дороги. Почва здесь была более каменистой, и, чтобы углубить могилу, которой надлежало
— Что, утром отправишься назад в Дублин? — спросил первый могильщик.
— Ясное дело, — ответил тот, кто курил трубку. — В девять утра у меня начинаются уроки в школе. Я, пожалуй, сяду на поезд в Грейстонсе. Сможешь меня там высадить?
Тем временем внизу у подножия горы лорд Пауэрскорт ощупывал каждую косточку своего тела, медленно и осторожно. Господи, ну и здорово же ему досталось! Слава Богу, он не пропустил мимо ушей уроки Маккензи, тот учил его падать с горы так, чтобы не покалечить себя. Пауэрскорт попробовал встать на ноги. От боли в левой щиколотке у него потемнело в глазах. Видимо, растяжение, и серьезное, решил он. Давали о себе знать многочисленные ушибы на руках и ногах, из ссадины на виске сочилась кровь и капала на воротник. Голова болела так, словно ею раз сто стукнули о камни. Но все же он был жив. Пока.
Пауэрскорт посмотрел вверх на гору. Он разглядел лошадь, все еще ждавшую его у дерева. Верхом он мог бы добраться назад в гостиницу или даже попробовать продолжить преследование. Ему был слышен скрип телеги, поднимавшейся вверх по тропе. Потом звук стало относить ветром. Если подождать с часок, то можно отправиться за ними следом и разведать, где они закопают остальные винтовки. Тогда ему будет известно все, что нужно, рассуждал он словно в полусне, все, кроме имен тех мужчин, даты предполагаемого покушения и против кого оно будет направлено.
Позже он признавался леди Люси, что почти не надеялся, что сумеет выбраться назад на дорогу. Каждый шаг отдавал нестерпимой болью, в голове шумело. Бесчисленные ушибы по всему телу саднили. Кровь по-прежнему капала на пиджак.
Последнюю сотню ярдов, отделявшую его от лошади, Пауэрскорт буквально прополз — дюйм за дюймом, опираясь разбитыми в кровь локтями о землю, прокладывая свой крестный путь по камням и получая все новые ссадины и ушибы. Чтобы хоть немного унять боль, он стал думать о детях, представлял, как они сидят с леди Люси в каком-то тихом английском саду, перед ними простираются зеленые лужайки, а внизу плещет река или озеро. Иногда ему казалось, что у него начинаются галлюцинации, ему виделось, будто Люси и на самом деле рядом с ним и помогает ему взбираться вверх по склону. «Не волнуйся, Фрэнсис, осталось совсем немного. Всего несколько шагов, дорогой». — Леди Люси отирала кровь с его лица, смазывала обезболивающей мазью его раны.
Наконец Пауэрскорт добрался до лошади. Целых пять минут он стоял, крепко прижавшись к Падди, благодаря в душе лошадь за то, что она дождалась его. Пауэрскорт сознавал, что ему непросто будет сесть в седло.
Скорбящая Богоматерь, это название соответствовало его положению. На этот раз кладбище не таило от него секретов. Видимо, у могильщиков закончились цветы, отметил Пауэрскорт.
Впрочем, на таком уединенном кладбище любые цветы покажутся не к месту. Вечный покой Марты О'Дрисколл, 1850–1880, был нарушен. Бедная женщина прожила всего тридцать лет и теперь ожидала Второго пришествия под присмотром гор в окружении корявых деревьев, в кронах которых свистел ветер. И вот у нее появилась компания: немецкие винтовки потревожили долгий сон мертвых.
Пауэрскорт отправился в обратный путь к гостинице. Лошадь, казалось, сама знала дорогу. Пару раз он едва не выпал из седла. Без четверти семь Падди медленным шагом вошла в конюшню отеля «Империал». Пауэрскорт заметил, что ночной ветер поломал розы: красные лепестки были разбросаны по лужайке, словно пятна засохшей крови.
Кое-как поднявшись к себе в номер, он провалился в сон как раз в тот миг, когда первый поезд отошел от перрона вокзала Грейстонса и направился вдоль побережья к Дублину. Сидя у окна и глядя на море, один из пассажиров раскурил первую утреннюю трубку.
22
— Джентльмены, джентльмены, могу я попросить у вас минуточку внимания?
Дородный мужчина с огромными холеными усами взобрался на скамейку в раздевалке. Стрелки на его фланелевых брюках для крикета были острыми как бритва, а свитер — безукоризненно белым.
— Меня зовут Хопвуд, Астон Хопвуд, сегодня я ваш капитан.
Он осмотрел своих игроков: некоторые еще не успели зашнуровать бутсы, другие сосредоточенно тренировали воображаемые удары.
— До жеребьевки я должен назначить порядок подач, — сказал Хопвуд. — Кто здесь Пауэрскорт? Согласны вы быть первым подающим?
Лорд Фрэнсис Пауэрскорт нервно поднял руку в знак согласия. Почти две недели прошло с той ужасной ночи в Ирландии, и боль в лодыжке почти прошла. Он рассказал Доменику Кноксу из Департамента по делам Ирландии все, что узнал о немецких винтовках, похороненных в ирландских могилах. Кнокс рассыпался в благодарностях.
— Добро пожаловать в команду, Пауэрскорт, — прогудел Хопвуд. — Смайс? Согласны быть вторым подающим?
Престарелый джентльмен, чьи времена в крикете на первый взгляд, казалось, уже давно прошли, кивнул.
— А где у нас Английский банк? — обратился Хопвуд к собравшимся в раздевалке. Но банка не оказалось.
— Проклятый банк! — с досадой буркнул Хопвуд. — Вечно он опаздывает. В любом случае я ставлю его третьим номером.
Хопвуд постепенно продвигался по списку подач. Пауэрскорт заметил, что Джеймс Кларк, молодой ставленник Уильяма Берка, записан номером девятым. Белый костюм Кларка явно был подобран не столь тщательно, как одежда других членов команды: брюки коротковаты, да и свитер маловат.